Конь бледный (СИ)

Самойлин уволился после одной из акций, когда они разгромили командный пункт бородачей, уничтожив более пятидесяти его защитников. Поговаривали, что Василий тогда нашел кассу полевого командира, одного из руководителей запрещенной террористической организации, и хорошенько помочил клювик перед тем, как подать рапорт на увольнение. Себе помочил, и командованию. Куда он делся после того, как вышел на гражданку — Зимин не знал. Николай Зимин был следующим патроном в магазине, который мягко, без усилий «занял» место предыдущего «патрона» в «патроннике» группы. Был капитаном, стал майором. Потолок, для командира группы. Майорская должность.

И вот теперь Василий Самойлин, бывший командир, бывший приятель, можно сказать — друг, сидел в кресле за огромным столом-аэродромом и внимательно смотрел в угол, туда, где залег Николай Зимин, бывший его подчиненный.

— Да выходи ты, выходи! Чего уж… поговорим давай!

— Говори. Я тебя слышу, — Зимин не собирался покидать укрытия. Он на самом деле и здесь прекрасно все слышал, а подставляться под выстрел из отдушины, или под выстрел того же Самойлина совсем даже не желал. Чтобы выманить противника из укрытия хороши любые средства. На войне нет методов подлых, нечестных, вероломных. Все хорошо, что приводит к победе. Как сказал в одном из голливудских фильмов-боевиков ниндзя, пленивший доверившегося ему самурая: «Глупый самурай! Для ниндзя — главное не честь. Для ниндзя — главное победа!» А кем были эти люди, как не современными ниндзя, шпионами, диверсантами, для которых эмоции и нравственность дело второстепенное и совсем, в общем-то неважное. И даже вредное. Главное — выполнить приказ командира — во имя Великой Цели, во имя Родины. А для того все средства хороши.

— Ты зачем сюда пришел, Коля? Только не говори, что хотел повидаться со мной. Конечно, я рад был бы тебя увидеть, но вообще-то… совсем не так. Позволь, я сделаю предположение. Итак, ты пришел к директору коллекторского агентства разбираться с каким-то долгом. Вряд ли своим. Значит, попала твоя сестра. Или подруга, если она у тебя есть. Или жена — то же самое… Зная, как ты… как мы все расправляемся с проблемами, могу предположить, что в коллекторском агентстве возникли большие проблемы. Многих убил?

— Всех.

— О как! Силен… мда… — Самойлин был явно ошарашен ответом. — Если это так, то… многое меняет. Но не совсем. Итак, ты пришел, стал требовать справедливости, тебя послали нахрен, и ты, разозлившись, их покарал. Только не понимаю — зачем так радикально? Что, не мог связаться со мной? Мы бы все уладили! Неужели я для старого боевого друга не смог бы найти компромиссное решение?! Коль, да ты чего?! Вспомни, как вместе ползали по джунглях, как сутки отсиживались в яме с трупами, как змею жрали сырьем, когда кончились продукты! Что, неужели я бы с тобой не договорился? Зачем было крошить этих дебилов?

— А зачем ты послал четверых бойцов? — прервал Зимин, ничуть не убежденный потоком слов, исторгнутым бывшим товарищем. — Это что, для того, чтобы лучше меня обнять? Погорячее?

— Да они отвели бы тебя ко мне! Мы бы с тобой побеседовали, и пришли к общему знаменателю! А теперь чего?! Вот нахрена ты их-то завалил?! Ну ладно там — коллекторов, они уепки еще те, я бы сам их вырезал, как сорняк с огорода, но мои-то парни что сделали? Их-то зачем?

— Ты врешь, Самойлин. Ты прекрасно знаешь, почему я здесь. Это ведь ты убил мою сестру. А у меня кроме нее никого нет.

— А Ниночка? Теперь ей придется за тебя ответить! Ты что думал, вот так запросто можно прийти, и перемочить моих людей?! (Голос Самойлина стал жестким, скрежещущим, как железо по стеклу) Ты что, охренел?! Она ответит за тебя своей головой! Вот говорил же я, что тебя надо валить сразу, на входе, не рассусоливая — а он: «Живьем! Живьем брать!» Изврат чертов! Любит людей помучить, негодяй! Вот тебе и живьем — четверо моих лучших парней теперь покойники!

— Вася, как ты до этого дошел? Или оно всегда в тебе сидело? Вася, как?!

— Дурак ты, Зимин! Ты так ничего и не понял. Ты инструмент, как нож, или пистолет. Инструмент, которым сильные мира сего решают свои проблемы. И я инструмент. Только я умный инструмент. А ты дурак. Я высокооплачиваемый, богатый, по меркам простонародья, а ты нищеброд, сжигающий свою жизнь за жалкие копейки! Ну да, сейчас ты начнешь ныть про родину, про долг, про то, чему нас учили — мол, «есть такая профессия, родину защищать!». Так вот это полная чушь! Всем на все плевать! Кроме денег! И на тебя плевать, и на меня! А деньги — это власть! Деньги — это все!

— Не все — тяжело сказал Зимин, прислушиваясь к шагам в коридоре. Кто-то тихо, очень тихо подошел к двери, и обстроенный слух Зимина, как ему показалось, разобрал тяжелое дыхание, будто тот, кто дышал, бегом поднимался сюда, на третий этаж. — Это для тебя все. А для меня — нет.