Конан и мрачный серый бог

кинжал из ножен и вонзил в пах Бааши. Полированное стальное лезвие пошло

вверх и вскрыло живот Бааша прежде, чем ассири смог отступить назад. Бааша

проворчал от боли и попытался захватить руки Maхкoрo. Он промахнулся, но

Maхкoрo споткнулся и отдёрнул свою руку с кинжалом.

Поражённый Бааша пытался зажать его разорванный живот. Кровь сочилась

из его рта и лилась из ужасной раны. Он упал вперед и судорожно дернувшись,

наконец, затих неподвижно. Если бы Maхкoрo не отвернулся, то он, возможно,

заметил бы, что кровь Бааша внезапно прекратила вытекать из раны, и что его

члены приобрели бледный оттенок, который был почти синим.

Мрачная улыбка удовлетворенности играла на лице Maхкoрo.

- Ты - мой, - шептал он кинжалу. Когда он нагнулся, чтобы снять пояс Toджа

и продолжить грабеж, приступ боли скрутил его. Он стонал в смешанном

удивлении и муке. Кинжал выпал из его руки и упал на колени. Его рука горела,

как будто самые горячие огни Ада иссушали ее. Тогда он понял, что это не была

высокая температура, которую он чувствовал, а горький, невыносимый холод.

Нет, больше не мог Maхкoрo ощущать свои пальцы. Страдающее предплечье

цепенело, но распространение холода агонии в его мышцах и его плече, казалось,

задерживалось в вечности мучения.

Паника охватила его, поскольку он увидел источник распространившегося

холода — маленькая рана от подобного змее кинжала. Яд... или колдовство?

Своей здоровой рукой он протирал замороженную. Она была согнута, и он изо всех

сил пытался выправить её. Ледяное предплечье разорвалось в локте и выпало из

его пальцев, грубо обнажая его мясо, мускулы, и кости. Maхкoрo ощупал свою

отторгнутую конечность, но он не прожил достаточно долго, чтобы его вывернуло.

Сердце ассири замёрзло в его груди и в тот миг он не узнал больше ничего.

Необычный кинжал лежал поблизости на траве, его специфическое лезвие, не

запятналось кровью, которую впитало. В уменьшающемся солнечном свете,

оно мерцало как красновато-золотая змея перед невидящими глазами Maхкoрo.

Toдж перебирал свои спутанные кровью волосы, осторожно, чтобы не нарушить

корку, которая сформировалась на краях раны. Он открыл свои глаза медленно и

осторожно пошевелил брови: большое движение угрожало открыть снова глубокую

рану от удара, от которого он потерял сознание. Как долго он лежал здесь? Где

были ассири, еще вернее, где здесь? Toдж призвал свои расстроенные ощущения

к сосредоточению... на траве ниже него, вечернем неба выше него, прохладном, но

сыром воздухе на его коже. В дополнение к интенсивному пульсированию в голове

он чувствовал умеренную боль сзади своего колена.

Убийца дышал равномерно и глубоко, поскольку он закрыл свои глаза. Это был

первый шаг в сложной дисциплине, которой он овладел от начала до конца только

благодаря семи долгими годам обучения в покрытом джунглями монастыре в

Xайфенге, в обширном болоте южного Kхитая. Там, в каменном храме, который

61

был древним уже тогда, когда Атлантида утонула, одиннадцать монахов все еще

шептали молитвы странному богу, рожденному от духа пяти братьев драконов. В

жизни драконы боролись между собой, но в смерти они нашли мудрость и их

потребность соединиться, чтобы стать Xайфенгом.

Toдж обнаружил монастырь во время одной из своих экспедиций по сбору

лотоса в смертоносных болотах Kхитая. Высохшие монахи свободно поделились

своим знанием с достаточно терпеливым учеником. Через семь лет Toдж изучил

только голые начала первой из пяти дисциплин Хайфенг. Для способного ученика,

каждый следующий этап дисциплины дважды удлинялся по сравнению с

обучению предыдущего. Сима-Яну, самому молодому монаху, чтобы справиться

со всеми пятью, потребовалось больше чем двухсот пятьдесят лет.

Слова Сима-Яна, произносимые шепотом, отозвались эхом в его памяти.

«Вдохни…выдохни… Нет никакой боли. Вдохни... боль, обманывает ум.

Выдохни.. . доверяй не уму, но учи дух. Ум - часть смертного тела, связанного с

материальным миром. Вдохни... дух, сущность, отдельная от ума и поэтому

отделяться от тела. Выдохни..., дух может видеть боль, услышать это, чувствовать

запах этого, или испытать это? Нет, это невидимо, беззвучно, без запаха, без вкуса.

Дух может ощутить боль? Нет, он бесформенен. Вдохни... нет никакой боли».

Toдж открыл глаза. Он встал и потянулся, не обращая внимания на раны,

которые согнули бы самых стойких из воинов к их коленям. Он проигнорировал

струйку теплой крови, которая просачивалась на воротник. Теми немногими из

многих заживающих трав, которые он нес с собой, он излечит раны. Они даже не

потребовали бы нектара Золотого Лотоса, который был все еще в его флакончике,

привязанном на груди.

К сожалению, первая дисциплина не ускоряла заживление; она просто учила

обходиться без отвлечений, которые нанесли вред умам и поэтому телам почти