Конечная – Бельц

А вот история о Барбе Луарн, старушке из Пемполя. Однажды она допоздна засиделась за прялкой и обнаружила в корзине, куда складывала мотки шерсти, отрубленную голову, сочившуюся кровью. В луче ослепительно-белого света, внезапно озарившем комнату, она разглядела, что это голова ее сына, плававшего на военном корабле. Мать стала горевать и оплакивать свое дитя, называя его по имени. Тогда голова сама собой выкатилась на пол, остановилась и сказала скорбным голосом: «Прощай, мама». Ослепительный свет погас, и бедная женщина упала без памяти. Позже стало известно, что ее сыну Ивону Луарну, старшине второй статьи на корабле «Редутабль», срезало тросом голову, когда судно выполняло опасный маневр. Поскольку был сильный шторм, голова скатилась на палубу.

Когда Папу услышал про отрубленную ступню, он сразу понял, что морякам с «Наливая» был послан знак, и с Жюганом или одним из его матросов должно случиться страшное несчастье. И когда в ту самую ночь его поднял с постели ужасный крик, все части головоломки разом сложились, и ему открылась безжалостная, горькая истина.

Анку являлся только своим жертвам, и такие встречи для них всегда имели роковой исход. Даже если не существовало ни одного очевидца этих событий, поскольку те просто не смогли их пережить, эта история сохранилась в бесчисленных легендах. В них говорилось, что Анку огромен и худ. В одних рассказах он изображался в виде костлявого скелетоподобного существа, облаченного в черные одежды, в других напоминал некоего фантастического зверя – наполовину ворона, наполовину волка. Папу не сомневался: Жюган встретился именно с ним. Лицом к лицу. За один короткий миг, как только увидел его, он узнал то, чего не знали другие. Он проник в тайну – и унес ее с собой.

* * *

Когда Марк вернулся, Карадек едва кивнул ему головой. Марк уже было начал лепетать какие-то невнятные слова в свое оправдание, но Карадек выставил перед собой ладонь, останавливая его. Не задав Марку ни одного вопроса, он позволил ему снова поселиться в своей комнате и сесть за стол на прежнее место. Между тем каждый раз наморщив лоб или передернув плечом, он словно упрекал неблагодарного матроса в том, что тот, не сказав ни слова, без предупреждения, почти на неделю покинул корабль. В отсутствие Марка Карадек взял все дела на себя и о своем молодом помощнике с кем-либо говорить поостерегся. Он предположил, что парень, скорее всего, спрятался где-то на острове, но после четырехдневного ожидания уверенности в этом у Карадека поубавилось. Он уже подумал, что молодой человек сбежал насовсем, и его беспокойство за судьбу товарища переросло в тревогу, а потом и в страх. Он, по обыкновению, упрятал свои чувства поглубже; когда же увидел, как Марк шагает к дому со стороны луга Ле Коза, испытал неподдельную радость, однако жгучая горечь обиды не позволила протянуть ему руку для приветствия.

Весь следующий день оба старались не заговаривать друг с другом и механически выполняли повседневную работу. Но Марк все же попытался растопить этот лед и завел разговор о том, почему он тогда ослушался Карадека. Как испугался, что заявятся полицейские, узнают, кто он такой, и его вышлют назад, на Украину. Как он прятался, как Марианна приютила его, а потом посоветовала вернуться к работе. Для Карадека объяснения Марка мало что значили: единственно важным для него было то, что молодой человек вернулся. Он постарался рассеять беспокойство Марка, сказав, что следствие увязло в этом деле и, скорее всего, убийство Жюгана так никогда и не раскроют. Затем они взялись за работу и рыбачили два дня – пока «Пелажи» не выдохлась и не выбыла из строя.

Марк стоял на палубе, выпрямив спину, расставив ноги, держась за лебедку трала. Легкий бриз ласкал его щеки, полуденное солнце грело макушку. Со времени прибытия на остров у него часто возникало ощущение, что он безбилетный пассажир, незаконно попавший сюда, нацепив маску настоящего моряка. Часто, но никогда так явственно, как в тот день на борту «Пелажи» – когда он совершенно безнаказанно наслаждался теплом и сверкающей красотой океана, в то время как любой профессиональный моряк проклинал бы эту чертову посудину, застрявшую здесь, на причале, тогда как другие моряки далеко в море наполняют трюмы рыбой.

«Пелажи» застыла в безмолвии, только снизу изредка доносились приглушенные удары молотка Карадека или скрежет его ключа-шестигранника. Вскоре из трюма послышался поток брани, и из люка показалась красная сердитая физиономия Карадека, поднимавшегося по приставной лесенке. Он высунулся на половину своего корпуса и вытащил из чрева судна какой-то цилиндрический предмет – покрытую машинным маслом непонятную конструкцию с лопастным колесом и целым пучком обрезанных черных проводов длиной сантиметров тридцать.

– Чтоб он провалился, этот сраный пылесос!

Карадек положил агрегат на палубу и вытер вымазанные маслом руки о рабочий комбинезон.

– Обойдется мне в целое состояние!

– А что это?

– Генератор. И он сдох. А без него – нет электричества. Дай тряпку, она в кабине. А еще возьми бумагу и карандаш.