– Ты это слышал? Они собираются найти виновного в ближайшие дни!
Хозяин бара пожал плечами:
– Они просто пускают пыль в глаза. Стараются выиграть время, вот и все.
– На сто процентов согласен! – бросил Шове.
– Я бы даже сказал, что они сели на песчаную мель и не готовы с нее сняться, – заключил Ле Шаню, осушил свою кружку и грохнул ею о стойку.
Гийоше, один из матросов Жюгана, робко вмешался в разговор:
– А ведь прав был Папу. Я первый увидел отрезанную ногу в трале Пьеррика. И это я их позвал – Пьеррика, Даниэля и малого. Когда я ее увидел, то сразу понял: эта чертова штука свалилась на нас как снег на голову. Подумайте сами: из-за куска мяса от парижанина или филиппинца я бы так не дергался. Но тут другое дело. Я крепко струсил. Чуть в штаны не напустил, и мне не стыдно в этом признаться. Вот только не хотел я в это верить. Хотел сделать вид, что это нога как нога. Но в глубине души я знал. Да вы тоже знали… – сказал он, обведя взглядом всех остальных, которые сидели не шелохнувшись. – Мне она снится в кошмарах. Я сказал себе, что эта посылка – для меня. Конечно, потому что я первым ее увидел. И уже представлял себя в гробу. Маринетте я ничего не сказал, все держал при себе. А когда узнал, что Жюгана порезали на кусочки… Это не по-христиански, но могу признаться: мне полегчало. Его убил дьявол. Дьявол, и никто другой!
– А почему? – прорычал Жюэль. – Почему именно Пьеррика?
– Я-то почем знаю?
– Это все из-за грека, – заявил Ле Шаню. – Может, и не сам он убил, но наверняка он этому причиной.
– Как это? – спросил Шове.
– А все пошло к чертям с того момента, как он сюда заявился, разыскивал Жоэля, и Пьеррик стал его допрашивать. И пригрозил сдать его полицейским. Пожалуй, только грек имел зуб на Жюгана.
– А какая ему была разница, сдаст его Пьеррик или нет? Если грек, то европеец. И здесь он у себя дома, так же как и ты. Тебе это не по вкусу, да? Но такова данность. У него не было ни малейшей причины бояться Жюгана, у этого грека. И еще меньше оснований его убивать.
По залу пронесся вздох облегчения, моряки дружно закивали. Один Антуан Ле Шаню кипел от ярости. Он метался по залу в поисках сочувствующих взглядов, призывая собратьев на подмогу; его сценарий дал течь, но никто и пальцем не пошевелил, чтобы помочь ему откачать воду. Он поднял голову и смерил взглядом Жюэля. В глубине его глаз вспыхнул торжествующий огонек:
– А вы видели его документы, этого грека?
Некоторые пожали плечами. Ле Шаню невозмутимо продолжал:
– Тогда с чего вы решили, что этот грек – грек?
Он сделал многозначительную паузу и с жадностью схватил кружку пива, которую протянул ему Малю. Он окунул губы в белую пену и снова заговорил:
– Держу пари на бочку пива, что он такой же грек, как и я…
– Его фамилия Воронис, вполне себе греческая, – робко возразил Шове.
– Могу поспорить, что его фамилия вовсе не Воронис. Он не так прост, этот парень. По мне, так он наплел нам тут с три короба, на самом же деле мы ничего о нем не знаем.
Гийоше преградил дорогу Ле Шаню:
– Но он не сбежал отсюда после убийства Пьеррика.
– Кто-нибудь видел его в последнее время?
– Я – нет, – ответил Фанш.
– Я, – заявил Каллош. – Я видел его с Папу несколько дней назад. На Старушечьем пляже.
– И какого лешего ему там понадобилось? – осведомился Ле Шаню.
– Никому не возбраняется ходить на пляж, – заметил Жюэль.
– Только он почему-то выбрал именно Старушечий.
– Неспроста это.
– Не знаю, что он там затевает, – проворчал Антуан, – но лучше бы ему отсюда убраться. Нам он не нужен ни в море, ни на берегу – нигде.
– А сам сказать ему об этом не желаешь? – осведомился Жюэль.
– Почему нет?
– Потому, что это все домыслы. У тебя нет ни одного убедительного аргумента. Если грек на самом деле грек – что тогда? Вдобавок нужно еще доказать, что это он укокошил Пьеррика. Извини, конечно, но твоя история держится на соплях.
– Говорю вам, это дьявол! – взревел Гийоше.
– Вот именно, – отрезал Ле Шаню. – С чего мы решили, что знак Пьеррику послал не грек?
– И навел порчу на Жюгана? – вновь заговорил Шове.
– Выходит, если он способен говорить с Анку, как ты со мной, и наказать Пьеррика за то, что тот стал ему поперек дороги, тогда… Тогда это меняет дело.
Антуан схватился за ручку кружки и сурово оглядел своих товарищей. Гийоше побоялся снова открывать рот. Фанш нахмурился. Питр просто не знал, что сказать. Каллош, Шове и Малю уставились на свои кружки.