- Ваше Величество, лорд Айзек велели передать Вам это, - Гильберт выудил из рукава замотанный в полиэтилен и свернутый в несколько раз лист желтоватой бумаги и протянул его Их Величеству. Их Величество, с опаской осмотрев бледно-розовое лицо посыльного, принял пакет и, надрезав его серебряным ножиком, вынул лист и развернул его.
- Что это? - недоумевая, спросили Их Величество, указав на лишенный всякого смысла набор точек, палочек и цифр, - потрудитесь объяснить.
- Шифр, личный шифр лорда Айзека, - отрапортовал Гильберт.
- И коим же образом мы должны это читать? Лорд Айзек уже толком надоел своими штучками. Знаете что, Гильберт, отправляйтесь к нему снова, а по пути нацарапайте что-нибудь в том же духе. И, если лорд Айзек не сможет прочитать, прямо на месте отрубите ему голову, скажете страже и прислуге, что Их Величество разрешили. Давайте, Гильберт, я вас больше не задерживаю.
Однако Гильберт не отправился сию же секунду выполнять свой священный долг перед Их Императорским Величеством.
- В этом нет необходимости, Ваше Величество, - сказал он и, тут же уловив вопросительный взгляд Гимнира, продолжил. - У Вас здесь присутствует министр Внешней Торговли (Шарообразный министр в синем бархатном кафтане, кряхтя, поднялся из-за стола). Лорд Айзек сказали, что Они, - он указал на пытающегося совершить побег, пока никто не видит, министра Внешней Торговли, замершего в полушаге от своего кресла, - являясь близким другом лорда Айзека, посвящены в секреты их тайнописи.
- Ливьен, это правда? - Гримнир прожег взглядом, медленно поворачивающегося к нему министра.
- Ну-с, так сказать-с, да-с, - просипел Ливьен.
- Гильберт, передайте господину Ливьену послание лорда Айзека.
Господин Ливьен боязливо, трясущимися руками принял бумажку. Потом залез в карман и, пошарив в нем несколько секунд, вытащил монокль, обтер его полой своего кафтана и, приотодвинув заплывшую жиром щеку, кряхтя, вставил его перед правым зеленовато-серым глазом.
Примерно с минуту он разглядывал косые и пляшущие фиолетовые цифры и буквы, перемешанные с крохотными точечками, палочками и другими закорючками. Потом, облизнув жирные губы, выудил из складки кармана маленький обглоданный карандаш и судорожно принялся черкать, дописывать и дорисовывать что-то, в общем, совершать чудовищную мозговую работу. Ему нужно было вспомнить, что "98" означало "Их Величество", а "52" значило "Мы, лорд Айзек", так как лорд Айзек, обладавший не дюжими познаниями в словесности, приписал Их Величеству 98 оскорбительных слов, а себе - 52 хвалебных (Да, лорд Айзек не любил Императора почти в два раза больше, чем любил себя самого, хотя, возможно, просто в словаре лорда Айзека не набралось больше приятных слуху выражений, чем неприятных). Но не будем раскрывать все секреты его тайнописи, основанной на бескомпромиссном "Хочу" со стороны самого Айзека, из-за своей паранойи категорически отказавшегося вести переписки на человеческом языке, и беспрекословном "Согласен" или "Понял" со стороны его знакомых и приближенных, в силу влиятельности лорда вынужденных лишь согласиться.
Семь минут Гримнир терпеливо ждал завершения сего действия, однако на восьмой минуте терпение Их Величества лопнуло.
- Господин Ливьен, - прошипели Их Величество, краснея от раздражения, - долго ли еще ждать?
- Секундочку, Ваше-ство, - Ливьен обслюнявил кончик карандаша и поставил последнюю жирную точку, после чего передал расшифрованную бумагу серу Гильберту, который в свою очередь торопливо вручил ее заждавшемуся правителю. Установилась абсолютная тишина, такая, что можно было различить индивидуальные черты в урчании животов министров и Их Величества - они еще не трапезничали. Гримнир посмотрел на исписанную бумажку и, протянув ее обратно Гильберту, жестом приказал читать. Гильберт покорнейше зачитал.