Конечная История (СИ)

   Он спустился вниз, заглянул в щель серебряного почтового ящика с красовав­шимся на нем золотым номерком "23" и, обнаружив там лишь мрачную пустоту, дер­нул вниз ручку металлической двери, и вышел из подъезда. Бледное солнце только­-только вышло из-за горизонта, и мистер МакДил вряд ли мог его видеть, хотя бы по­тому, что высотные блестящие здания полностью перегораживали обзор. Да и ему не было особого дела до какого-то солнца, которое каждый день в шесть утра выплывает из-за края мира, а потом в полдень прячется в облаках, не выглядывая иногда даже до самого вечера.

   МакДил знал и помнил только одно: вчера он не закончил работу над чем-то очень важным, таким важным, что это совершенно нельзя произносить вслух. Ничего другого в памяти Генриха МакДила не было, как и у других жителей Города. А все по­тому, что всем и каждому во время сна стирались все воспоминания, оставлялись лишь фундаментальные знания и память о незавершенной работе.

   Господин Франий, ставший бессменным правителем Города, говорил по этому поводу так: "Люди несчастливы, когда помнят то, что задевает их душу. Мы строим мир, где все должны быть одинаково счастливы, потому эта проблема будет решаться самым радикальным образом, ибо несчастные делают таковыми и других". Избегать применения радикального метода удавалось лишь тем, кто мучился бессонницей. Ее господин Франий назвал самой страшной и крайне опасной болезнью и отдал приказ отправлять на принудительное лечение всех заподозренных в отсутствии сна. Навер­ное, стоит отметить, что после этого лечения никто не вернулся обратно.

   На углу пересечения Бриллиантовой и Большой Фиолетовой располагался оста­новочный навес, к которому медленно стекались такие же полупрозрачные и такие же спешащие на работу люди. Все были веселы или не очень, и все они направлялись кто куда: в комбинат питания, на автозаправку, в обувную лавку, на какой-либо завод или еще куда-нибудь...

   Подъехала широкая самодвижущаяся карета с зеленым номером "132" на перед­нем стекле. Мистер МакДил и еще четверо протиснулись внутрь и, захлопнув дверь, со скоростью пущенной стрелы, помчались по известному маршруту.

   Мистеру МакДилу предстояло выходить первым. Карета остановилась на пло­щади перед зданием "МайКроссОверОл", и он, расплатившись посредством жалобно или грубо (в зависимости от настроения водителя) требующего оплаты терминала, подвешенного возле дверки, немножечко дрожа от слишком быстрой езды, ступил на вымощенную мутно-серыми камнями площадь.

   Знаете ли, мистер МакДил мог бы и не прибегать к услугам, так называемых, маршрутных такси, если бы не две обстоятельства: во-первых, собственной машины у него не было, а во-вторых, водить он не умел и не хотел учиться, так как панически бо­ялся по какой-либо случайности разбиться.

   Пока мистер МакДил будет идти к большущим сверкающим дверям ведущим внутрь головного офисного здания "МайКроссОверОл", мы познакомим дорогого чи­тателя еще с некоторыми фактами, на которые ни Генрих МакДил, ни кто-либо другой, кроме того единственного, кто все это устроил, никогда не обращали внимания, да и вообще, никогда не догадывались об этом. Летоисчисление в Городе было известно только лишь Франию, но и он иногда забывал, какой сейчас день, все остальные, если их спросить о сегодняшней дате, лишь в недоумении разводили руками. Для всех лю­дей всегда был понедельник. Что было вчера, они не помнили, а что будет завтра -- не знали и не хотели даже гадать. Они старели, умирали и рождались вновь, но всегда был понедельник, всегда новый и всегда (о чем никто, кроме страдающих бессонни­цей, не мог даже подумать) одинаковый.

   Стоило бы только поднять голову и взглянуть наверх, чтобы остановиться в вос­хищении на долгие минуты: серебряные шпили, разбрасывающие отраженные солнеч­ные лучи во все стороны, вонзались в пушистые белоснежные облака, сияющие голу­боватым свечением чешуйчатые крыши зачаровывали своей красотой и точной выве­ренной конструкцией -- их возводили так, чтобы их волшебный свет был виден со всех концов Города.

   Но никто давно уже не глядел на них завороженно, все просто проходили мимо, и никто не знал, какой ценой была создана эта чарующая краса. Никто не знал о том, как самые первые пленники Междумирья за четыре дня без всякого права на отдых и сон, высекаемые плетьми, создавали все это. Время в Междумирье течет самым неестественным образом: за минуту могут пролететь века, а за столетия - лишь несколько секунд. Эти четыре дня обернулись для невольных строителей вечностью. И, несмотря на этот нечеловеческий труд, которым им пришлось расплатиться за все те мерзости, что они, обладающие властью, творили на Фенроте, этим первым сотням не дозволено было войти в сотворенный их кровью Город. Всех их ждала окончательная гибель...