Конечная История (СИ)

   Франий наполнил его почти бесплотными духами, которым был придан их быв­ший человеческий облик. Здесь были абсолютно все: взрослые, старики, дети. Франий скопировал все. Он даже смог организовать конечность жизни каждого отдельного че­ловеческого подобия с последующим перерождением оного. Как он и говорил, было сделано все, чтобы люди не заметили разницы. И только одной душе, одному осколку разума, не суждено было стать частью этого города. То был злосчастный 15784-У, при­надлежавший когда-то Маркусу д'Эрмиону, а впоследствии и Гильберту Филентрий­скому. Его Франий заключил в серебряный флакон и всегда держал при себе, храня до того часа, когда, как говорил он, "появится возможность с его помощью исцелить Ка­мень Душ и возродить Фенрот".

   Но нельзя описать всю ужасающую чудовищность положения, в котором сужде­но было оказаться новым обитателям Междумирья. То, что было уготовано для них больным разумом Франия, бывшим и ставшим воплощением той силы, что совершает благо, всему желая зла, - стало триумфом безнадежности, извращенной до неузнава­емости светлой идеи и тотального подчинения всего существования одному из видов справедливости - равенству. Он уравнял их всех в возможностях, и те, кто желал спра­ведливости больше всех, растворились в этом океане; другие же стали, как и при жиз­ни, владеть многим. Но для тех и для других было одно - забвение. В этом и было самое главное равенство, по мнению учинившего все: день шел за днем, года пролета­ли как птицы, но ни один день не оставался в памяти этих несчастных, и ни один день не был отличен от другого. Все было постоянно... все было одинаково... все было спра­ведливо...

   Стоп-стоп! Я уверен, дорогой читатель, что ты уже собираешься протестовать, рвать листы в клочья и метать молнии. Ведь когда-то давно все начиналось, как самая обыкновенная сказка, конечно, не такая, какие тысячу и одну ночь рассказывала Шахерезада, но все же. А что теперь? Я отвечу, но сперва скажи: как часто в нашей скучной будничной жизни находится место чуду? Все серо и уныло, а иногда даже страшно. Таков Серебряный Город. Место, где исчезли мечты, где люди живут одним днем, пользуясь плодами цивилизации, где заканчивается все. Это страшная сказка, и не моя в том вина, люди сами сделали ее такой. Но даже в таком мире, есть чудо, правда, его никто не видит, да и чудо бывает разное...

I

   - Имя! -- громыхнул в абсолютной пустоте голос верховенствующей над Все­ленским Советом...

   - Генрих МакДил... - тихо простонал другой.

   - Что произошло на Фенроте? Отвечай! - вновь ударил первый.

   - Не помню... ничего... - этот второй стон становился все тише с каждым после­дующим выдавленным звуком.

   - Поднять напряжение! - в кромешной тьме взвились, разгоняя ее, две серебря­ные молнии. Где-то наверху зажегся прожектор, и внизу над пятном его слабого света заплясал синий огонек.

   - Что было в тот день?! Куда пропали все живые?! Говори немедленно! Все, что видел и не видел! - женский голос в своем неистовстве превратился в визг.

   - Черные, непроглядные тучи... - вздрогнул огонек. - Мутные зеленые капли до­ждя... а дальше - свет, бесконечный свет и... Город, серебряный город и его хрусталь­ные башни. Небо над ним затянуто пеленой серых облаков... Его алмазные купола и шпили словно были сотканы из тысяч тончайших кристальных нитей. Полупрозрач­ные башни его уходили высоко в небеса, пронзая толщу мягких облаков... И люди... та­кие же прозрачные, почти бестелесные, как и сам город. Они медленно бродили меж узких улиц, вымощенных серебряным кирпичом... Они обреченно глядели себе под ноги и шли, склонив головы... Город... Серебряный город... и ничего боле... Город... Ослепительный Город...

II

   Генрих МакДил, начальствующий над всем техническим отделом крупнейшей корпорации в Городе "МайКроссОверОл", заправлявшей всеми потоками условных единиц возможности и контролировавшей их, попрощавшись с женой, пожелавшей ему, как обычно, хорошего дня, запер за собой дверь двадцать третьей квартиры трид­цать пятого дома под литерой "А" по Бриллиантовой улице и спускался по лестнице вниз, тихо насвистывая всеми забытую мелодию. Он, закутанный в бурое пальто, со­вершенно прозрачный с лица, но это волновало его в самую последнюю очередь, зало­мив серый берет набок и держа под мышкой коричневую борсетку, направлялся самым естественным образом на работу. Знаете, как есть комики с грустными глазами, так и он был добряком с очень злым взглядом. Глаза - есть зеркало души. Они отражают са­мые глубокие внутренние переживания. Но некоторые наиболее сильные эмоции, ис­кренние, непреодолимые, отпечатываются навечно, и взгляд больше никогда не отра­зит какую-нибудь другую часть души.