Оставался последней шанс, рванул гориллу на себя, упираясь сначала одной, потом другой ногой ей в брюхо. И она стала-таки валиться на меня. Распластавшись спиной по земле, я как следует толкнул пятками проклятое многотонное брюхо. Огненный полюс разорвал множество химических и ядерных связей в силовых узлах. Освободившаяся энергия ринулась в конечности и распрямила там мускулы-спирали из упругой стали.
И горилла полетела с хорошим моментом вращения.
Кончилось тем, что обезьяновидное чудовище, перемахнув через меня, влепилось в скалу. Осталось только с разбегу врезаться в него. Это уже был настоящий реслинг. Не выдержав такого наезда, скала и чудище усвистали с обрыва вниз.
Я просто услышал, как комментатор кричит: "Свирепая Годзилла одолела Кинг-Конга. Финальная агрессия приносит невыносимому монстру убедительную победу!"
И вот я снова в обычном белковом теле, и пахан тоже, как после нокаута. Сражение, состоявшееся в замкнутом небольшом мирке, закончилось и он исчез.
– Где фемка, Бугор? – впечатываю вопрос в его куцый мозг.
– Она у скалы Трон Кощея. Видишь, Новая жизнь даровала тебе победу, но лишь для того, чтобы показать, кому ты обязан силой.
Скала Трон Кощея. Далеко ли? Я вывел на экраны хайратника карту местности. Час езды. И тут что-то бултыхнулось в колодце моей памяти. Ах, да, солнечный отлив – он уже на подходе.
13
На Меркурии много чего нет, в том числе и ветров, там только электрические вихри раскачивают пылевую подушку. Я, потеряв почти всю осторожность, а, может быть, и разумность, гнал машину к Трону Кощея. Семитонная машина перемахивала, как испуганная газель через трещины, которые так хотели зацапать ее, визжала бортами, задевая скалы. Едва удавалось выбраться на плоское место, я включал режим глиссирования и выдувал тучи и мглу из-под днища.
Я торопился, но и солнечный отлив не отставал. Поэтому мы поспевали к своей цели одновременно. Затем очутился я в местности, крепко сколоченной из гранитных пород. Это неприятно. При отливе такие не крошатся, а трескаются, разверзаясь в глубокие расселины и впадины. Шошана может оказаться в одной из них раньше, чем я ее замечу. А вот и Толчок Кощея – довольно широкая скала со срезанной верхушкой – разглядел ее где-то за полкилометра. Но едва она замаячила, как отлив подоспел и вступил в свои права.
Почва захрустела, будто разминали ее ноги какого-то циклопа, занимающегося чечеткой. То тут, то там расщеплялись скальные породы и раскрывались пасти с зубами. Под все колеса услужливо подставлялись пропасти и полыньи. Местность мгновенно испещрена была торосами и сталагмитами, словно стала она листиком бумаги, на котором почеркал юный дебил своим неуемным пером. Я юлил и лавировал, как сало на прыгающей сковороде, пытаясь проскочить по глыбе попрочнее. Пару раз меня тащило вниз, я едва успевал зацепиться "паучьими ножками".
Был момент, когда три колеса – два левых и одно правое – повисли в пустоте, поэтому вездеход стал заваливаться в пропасть. Тут я, рванув ручку, сбросил почти весь пар из силовой установки, отчего машину швырнуло вперед и она чуть не ухнула клювом в другую пропасть.
В общем, я не успел. Когда добрался до Трона Кощея, отлив уже был и ушел. Сам Трон потрескался, поэтому напоминал нынче разбитый унитаз. На Шошану нигде не было даже намеков.
Однако обшаривал местность до той поры, пока не заметил обрывок троса. В несколько прыжков через расселины покрыл разделяющую нас дистанцию. Оформилась мизансцена: слева каменная игла, на ней веревочный узел, справа – разверстая глотка типа "дай-дай", обрывок веревки болтается как раз над ней.
Я посветил фонариком вниз, луч потерялся в темноте. Источник тепла в этой трещине тоже не удавалось засечь ни моими чувствительными глазами, ни инфравизором. Потом в ухе послышался голос Шошаны, тихий, прозрачный, похожий на марево.
– Я под скалой, лейтенант К123. Вытащить меня не удастся. Это я тебе говорю. Я закупорена, даже веревка не протиснется, слишком узкая горлышко у "бутылки". В общем, у тебя есть дела? Вот и займись ими.
– Главное мое дело – это ты. Поэтому потерпи малость. Или повторяй себе: "Терентий со мной."
– Никаких терентиев и лейтенантов. Сверху меня прикрывает твердая скальная порода. С ней ничего ты не поделаешь. Иди в задницу, понял!
– Понял тебя, иду. "Задница" – это понятие относительное. Это, практически – все, что нас нынче окружает. В данный момент я отправляюсь к трактору за тросом и отбойником.
– Самое лучшее для тебя сейчас, закрыть люк с той стороны и нажать на педаль газа. Я – фем, мутант, насколько тебе известно, одна из многих сотен сестер. Цели твои и фемов больше не совпадают. Если они сочтут нужным, то выцарапают меня отсюда. Если нет – то поводов для печали и тоски намного меньше, чем тебе кажется. Моя генетическая матрица, все, что есть в долговременной молекулярной памяти, схема нейронных связей, переданная и полученная мной информация, и такое прочее – скопировано и хранится, где положено.
– В этой сраной "матке"?
– Прекрасно, если ты знаешь. Только не в "сраной" матке, а в материнском веществе.