Конечная станция – Эдем

Я не успел ответить. От серой коробки пакгауза отделился человек и медленно пошёл к нам, помахивая рукой, как на прогулке. Он был в кепи, небрежно сдвинутом на самый затылок, и куртке военного образца. Оружия, судя по всему, при нём не было – расстёгнутая кобура висела пустым кульком.

– Вам чего? Вы кто такие?

– Ультерих!

На его лице – пропитой физиономии отставного лентяя – отобразилось крайнее недоумение. Я не стал ждать, пока он сложит простые числа, и, сделав шаг вперёд, сократил расстояние. Он заморгал. Напряжённая работа мысли никак не вязалась с крепким перегаром и щетиной, которая приобретается лишь многодневным пьянством.

– А что там за сыр-бор? Вроде как взрыв!

– Вроде того, – согласился я. – А вагон у тебя на ходу?

– Этот? Небось, не протух. Чего с ним сделается?

– Заправлен?

– Дак вчера. А тебе для чего знать? Ты вообще кто такой?

Бледный луч карманного фонарика обежал нашу группу и упёрся мне в пупок. Я оглядел платформы, быстро шагнул вперёд и отбил руку этого обозревателя. Он хрюкнул и открыл рот, чтобы закричать, но, увидев, пистолет, передумал. Только глаза вылезли из орбит.

– Слышь, это зачем?

– Чтоб ты не прыгал. Где твой напарник?

– Дак ест. Позвать?

– Зачем? Пускай себе ест. А ты раскочегаривай свой паровоз, дружище, будешь за главного. Дитрих сказал проверить новый маршрут.

– Д-дитрих?

Он проследил направление моего взгляда и замотал головой, так что задёргались дряблые щёки:

– Туда нельзя! Видишь, там загородка!

– Так убери её, умница.

Вся эта ситуация начинала меня напрягать. Силы заканчивались, я чувствовал, как секунды улетучиваются и лопаются, как мыльный шар. В любой момент на пригорке мог показаться транспорт с вооружёнными футболистами: в гараже, прикрытый брезентом и ветошью, стоял ещё какой-то автомобиль. Автобус или грузовичок. В конце концов, они могут и устроить пробежку, расстояние-то смешное.

Постанывая, железнодорожник побрёл в туман, бормоча что-то про стрелку. Мауэр трусцой побежал вслед за ним, я сунул ему пистолет. Мосластый парень с кувалдой всё не появлялся. Я представил, как он ест: обстоятельно намазывает маргарином ломоть белого хлеба, посыпает сахаром, запивает горячим кофе, а после хряпает водочки. Мне захотелось хряпнуть водочки. И заесть её куском хлеба – можно с сахаром, а можно и с крупной зернистой солью.

– Ведь это долго – завести паровоз? – дрожа, спросила Афрани.

– Если он на ходу, то недолго. Это не паровоз, а автомотриса. Включил зажигание и вперёд.

– Как грузовик?

– Ну, не совсем. Но похоже.

– А если они сейчас появятся?  Что тогда делать?

– Плакать.

Она втянула воздух сквозь сжатые зубы и крепко зажмурилась. «На худой конец, у нас есть граната», – мрачно подумал я, прижимая к себе хрупкие девичьи плечи. – Взорву всё к чертям. Только не суетиться. Выждать, чтобы Полли подобрался поближе, и уже тогда…»

Я думал о смерти почти без страха, испытывая лишь лёгкое раздражение. Действие наркотика ослабевало, голова кружилась всё сильнее, и мир выглядел близким и одновременно далёким. Старики превратились в потусторонние тени. Их голоса – приглушенные, но всё же крикливые – ударяли по нервам как струны расстроенной скрипки. Над головой розовой кофты я увидел голубоватый нимб и подумал, что она скоро умрёт. Жаль. Я знал, что если потеряю хотя бы часть своего живого груза, то почувствую себя разжалованным до говночерпальщика.

Туман впереди  фыркнул.

Афрани ахнула, встрепенулась – «Что это?» Где-то грохнули брусья – и внезапно рассветную темноту пробили два ослепительно жёлтых луча.

Басовитый чих – и в скрежет мотора вплелось торжествующее гудение, вибрация, исходящая от раскрашенной груды металла. Неожиданно всё обрело иной смысл – угрожающая разметка и чёрные цепи, зазвеневшие, когда махина дёрнулась и просела, будто сделала выдох. Кто-то взвизгнул. Из-под огромных колёс дунуло жаром и застучало: «Тр-рах-да-да-да», стремительно учащаясь, – биенье колоссального железного сердца.

– Это «Цверг», – крикнул я, не слыша своего голоса.

Чудовище пробудилось.

***

– Осторожно, Эрих!

В тот момент, когда мосластый выскочил из пакгауза, я уже бежал ему навстречу, и мы столкнулись лбами, как два барана на мостике, так что предупреждение слегка запоздало.

– Н-на!..

Рычащая тяжесть влепилась в меня. От толчка я потерял равновесие, и мы, качнувшись, повалились с перрона прямо на рельсы. Я упал сверху и всё же ушиб бок. Гравий и шляпки гвоздей опаснее, чем кулаки, потому что рвут тело, даже когда нет времени размахнуться. Э, чёрт! Этот скот вознамерился откусить мне нос!

Я перекатил его через себя и приложил о рельс головой. Захват сразу обмяк. Он попытался вырваться, и тогда я ударил ему в лицо, схватил жёсткие волосы и ещё раз приложил о рельс, от души. Он жалобно вскрикнул и затих. Экий ражий детина.