Я боялся обмороков и пререканий. Но этот взрыв, ожививший в памяти грохот зениток, погрузил людей в глубокий транс. Тела сжались, морщинистые трещины губ словно замкнули последний крик. Они всё помнили. Это было смешно и страшно. Когда-нибудь, через добрый десяток лет, я тоже припомню и буду хохотать до упаду; я буду ржать, как Полли, пока не лопну или не шлёпнусь в конвульсиях.
– Я сказал, в лифт!
– Он не выдержит, – тяжело продышал Мауэр.
– По четверо. Выдержит.
– А я?
– Вы первый. Соберите их у запасного выхода. И не шумите.
Я рассчитал верно. Второй взрыв накрыл нас уже внизу, у железной двери. Оглушительная бризантность!
Дверь была отперта, но на счастье Йозеф Мауэр задвинул засов. Если бы он опоздал, воздушный кулак ударил бы по ней с такой силой, что расплющил тех, кто сгрудился позади. И всё же, даже смягчённый преградой, удар был страшен. Земля подпрыгнула, с потолка посыпалась штукатурка. Грохот взломал барабанные перепонки. Полуоглохший, я понял, что Афрани что-то кричит, но смысл ускользал. Негнущимся пальцем я потянул засов, и когда вьющийся воздух ворвался внутрь, начал выталкивать чужие спины, меся их как тесто.
– Живо! Живо-живо!
Одиннадцать. Кто-то остался внутри?
Старушка в розовой кофте. Заметив её скрученную фигурку – Афрани отчаянно махала рукой, подзывая меня, – я почувствовал, как на душу рухнул огромный камень. Сорвалось. Я едва не закричал от досады. Их должно быть двенадцать! Я клацнул зубами, и тут одна из сморщенных рук шевельнулась, и розовая кофта полезла вверх.
Я подскочил и подхватил её под мышки.
– Быстрее. Прошу вас!
Ветер осыпал стену чёрным осколочным крошевом и запорошил крыльцо. После второго взрыва двор уже не выглядел опустелым, но клубы дыма скрадывали контуры запасного выхода, создавая довольно приличную завесу.
– Мауэр, да где вы, чёрт… Афрани!
В какой-то миг я едва не запаниковал. Белые плечи и спины замедленно толкались вокруг, как туши слонов, вовлекая в душный водоворот. Вот мелькнул синий платок – и опять затянуло. Мне наступили на ногу. Небо и земля являли один сероватый ком, в центре которого вихрилось что-то юркое и оранжевое, дышащее жаром.
– Коллер? Что теперь делать?
– Держитесь вместе, – сказал я, подтаскивая его за халат.
Точнее, за обрывки халата. Ветер и толчея превратили одежду в кучу лохмотьев.
– Куда идти?
– Никуда. Стойте здесь.
– А вы?
– Я подгоню машину.
Со стороны забора и горящих сараев всё ещё раздавались редкие автоматные очереди. Внезапно я услышал новый звук – «БАМП!» – как будто лопнула банка. Грянули ещё два разрыва, один за другим. Зарево взметнулось к небу, пламя стало нестерпимо ярким и жёлтым, и кривляющиеся фигуры опять заорали.
Новый резкий хлопок.
– Не стрелять! – прогудел металлический голос Трассе.
Я повернул за угол.
Фургон стоял на своём месте. Со включенными фарами, в свете которых кружились обрывки бумаги. Из-за задымлённости создавалось ощущение, что царит глубокая ночь.
Площадка перед гаражом пустовала. Всех забрали на фронт. Ха-ха. Прощай, живая изгородь. Я уже понадеялся, что всё пройдёт благополучно, когда дверца вдруг распахнулась, и из кабины высунулась растрёпанная голова.
– Кто здесь? Это ты, Людвиг?
Белокурые волосы, блестящая футболка, в руке – пистолет или револьвер. Я не стал медлить. Кулак на сокрушительной скорости влепился в лицо, парень булькнул и запрокинулся внутрь. Я схватил его за лодыжки и вывалил на асфальт.
– Тебя ещё не хватало!
При падении он чем-то зацепился, загромыхала жестянка. Я наклонился и поднял эту вещь, не веря своим глазам. Увесистый железный цилиндр сужался воронкой, к которой крепилось кольцо взрывателя. Ручная противотанковая граната HG-Panz3! Ничего себе танцы!
– А что же тогда в трусах – ядерная боеголовка?
Он не ответил.
Небо серело. Я взял гранату и маленький пистолет, дамский выкидыш «вальтера». Прислонил тело к гаражной стене и полез в кабину. Кто-то пробежал мимо, но не окликнул, и сам я тоже не стал его окликать. Врубил зажигание и осторожно, задним ходом, попятился к зданию, светя габаритниками, но не сигналя.
Заметив огни, Мауэр выступил вперёд. Полы его халата распахнулись, лохмотья пижамы обнажили сухую грудь и ключицы загнанной лошади. Я спрыгнул на землю и торопливо махнул ему:
– Давайте сюда!
Он всплеснул руками и потрусил назад.
Медленно, катастрофически медленно! Я прямо чувствовал, как утекают наши секунды. Так и подмывало взмыть обратно в кабину, врубить пятую передачу и стартовать прямиком на Марс. Ну где же Афрани? Что там за заминка?
Протолкавшись к кузову, я сообразил, в чём тут дело.
Толстуха с больными ушами никак не могла влезть в фургон. Она беспомощно хваталась за тент и пыталась подпрыгнуть, но борт был чересчур высоко, и колено попросту не дотягивалось. Кто-то подставил ящик. Я грязно выругался. Всё наше предприятие грозило сорваться из-за слонихи, в буквальном смысле слова закупорившей нам путь к отступлению.
– Йозеф! Ещё кто-нибудь… Как вас – Альберт? Помогите её подсадить!