Я хотел объяснить, что Буби, наверное, уже на полпути в Хильдесгайм. Бежит себе, волоча свой длинный чешуйчатый хвост. Озираясь от огней случайных фар. Трудно быть крысой в мире, который только и хочет тебя раздавить, я изо всех сил надеялся, что этого не случится.
– Чего?
Загрохотал засов.
В то мгновение, когда второй переступил за порог, я начал действовать.
– Эй! Где…
Я хлестнул первого одеялом и одновременно дёрнул второго за шкирку, рывком втаскивая его внутрь. Вся соль именно в том, чтобы поймать момент. Каждая мышца и так знает, как себя вести, ты же отвечаешь лишь за стратегию.
– Га-ах!
Противник согнулся, моё колено врезалось ему под дых. Одновременно я уклонился от первого – ослеплённый, он развернулся и хватил рукой с чем-то блестящим – мне показалось, ручкой или пластиной. Нож? Я успел его выбить и услышал звяканье, тяжесть рухнула, и мы повалились кучей на бетонный пол.
«Коробочка!» – квакнул инструктор. Знаю!
Локтем наугад я звезданул в сопящее и крутанулся назад, ломая сухие ветки. В этой красноте, что мережит перед глазами, попробуй что разбери. Кто-то ухнул. Главное, подмять под себя, я навалился, ударил, чувствуя, как сопротивление слабеет, слабеет. Лампочка со свистом шлёпнулась вниз, дёрнулась и заплясала молнией…
Я остановился от боли в запястье.
Раны открылись, и все ладони были в крови. Как будто я пытался взрезать себе вены ржавой бритвой – невероятно тупой.
Нож, вспомнил я.
Однако это оказался не нож. Миниатюрный шприц-инъектор, поблескивая стеклянным боком, ударился о ножку кровати, но не разбился. Он был заполнен тягучей прозрачной жидкостью.
Удивительно, как изменилась комната, когда смотришь на неё с полного роста. Она стала выглядеть вдвое меньше. И тот, кто лежал, вывернув голову, с ногами, запелёнутыми одеялом, тоже странно преобразился. Теперь это был Угер. На поясе у него была фляжка, заметив которую, я ощутил страшную жажду.
Оставался второй. Он таращился на меня с диким ужасом.
– Я вставлю петарду тебе в дымоход, – сказал я.
Мне показалось это очень смешным. Окажись под рукой петарда, я бы непременно так и сделал. Но никакой петарды у меня не было, как и зажигалки, чтобы её поджечь. И вообще, пора убираться, поэтому я взял инъектор и, прижав его к тощей шее, нажал на кнопку.
Парень дёрнулся и обмяк.
– Вот и лежи.
В стеклянистых белках отражались световые зигзаги.
Я выбрался в коридор и запер дверь на ключ, а сам ключ положил в карман. Я боялся встретить Дитриха Трассе, потому что знал, что совсем не смогу двигаться. Они говорят вам: «Achtung!» и ты попался. Мордой в грязь, этому голосу почти невозможно сопротивляться, если не видишь
– Ну не-ет…
Дудки!
Коридор никак не кончался. Где-то висели часы, и в голове тикала минутная стрелка, отсчитывая: без четверти пять, без пяти, без двух минут…
В небе жёлто светился циклопический глаз.
Мысли вьюжили, а шорох шагов сливался в неясный шум, в какую-то многоногую зыбь, распадающуюся на отдельные сочетания букв: «ульте… айль… терих». «Навешали мне по чавке!» – сказал я протяжно, почти надеясь, что кто-то выглянет и станет в меня стрелять. Но никто так и не выглянул.
А я увидел дверь в бельевую.
– Что с вами сделали?! – только и сказала Афрани.
– Ничего.
Я прижал её к себе так крепко, как только мог. Зубы у неё стучали, и казалось, что это стучит сердце – громко и часто, лихорадочно сотрясая тело. В этот момент я понял, что пришёл домой. Может это неправда, но закрывая глаза, я всегда слышал шум дождевых капель, и этот звук – тихой, чистой воды – смешивался с дыханием, с простым чувством жизни, которое я так любил.
– Всё хорошо, – сказал я. – Всё будет хорошо.
Она плакала.
Плакала, обнимая меня за шею.
– Что с вами сделали? Господи, Эрих! Ведь это же зверьё… что они… с вами?..
– Заживёт, – сказал я.
Гладя её по рассыпавшимся волосам, я и впрямь на секунду поверил, что всё закончится благополучно. Если на небе есть Бог, и не то, чтобы я сильно рассчитывал, но если, вопреки всему, он всё-таки есть, этот мрак наконец закончится. Я сохранил
– Афрани!
– Что? – её испуганные глаза казались чёрными от зрачков.
– Нужно выбираться. Сейчас же.
– Сейчас, – повторила она. – Сейчас-сейчас. Эрих!
– Да?
– А что будет с остальными?
– Не знаю, – сказал я. – Часть, наверное, повяжут, а часть, конечно, сбежит. Ну и чёрт с ними! Главное, разбомбить этот гадюшник.
– А старики?