Конечно, это не любовь (СИ)

— Шерлок, — позвала его Эвр, — ты помнишь, у папы была аллергия. Из-за этой аллергии он не позволял тебе что сделать? Он не позволял тебе, сколько бы ты ни просил, что.?

Шерлок прикусил ладонь, чтобы сдержать крик ужаса. У папы аллергия до сих пор. Жуткие приступы астмы. И из-за этой аллергии он никогда не позволял ему…

— Завести собаку.

У них никогда не было собаки. И не могло быть. Но Рыжая борода — он ведь был. Они играли в пиратов. Смеясь, носились по Мастгрейву и окрестностям. Сражались на деревянных мечах к неудовольствию толстого и ненавидевшего подвижные игры Майкрофта. Они вдвоем — лучшие друзья…

— Начинаешь вспоминать? — с извращенной заботой спросила Эвр.

— Виктор Тревор. Мы играли в пиратов. Я был Желтая борода, — Шерлок задохнулся, пытаясь закончить предложение, — а он — Рыжая.

— Вы были неразлучны, — с болью проговорила Эвр, — а меня все время оставляли одну.

— Господи…

Смешной мальчишка с рыжими волосами, с которым они вместе ели мед на террасе. У папы были ульи. Стена в сознании Шерлока рушилась, и его захлестывали забытые, стертые образы. Эвр не играла с ними — она была другой. Она прыгала с качелей, как будто слетала на невидимых крыльях. Она говорила со змеями, из-за чего папа дважды вызывал службу по отлову.

Когда он узнал о магии Гермионы, он почти не удивился, потому что вырос среди волшебства, хотя и не понимал его.

«Поиграй со мной, Шерлок!», — зазвучал у него в голове детский голос.

Он редко играл с ней, ведь у него был лучший друг, которому тоже нравились пираты. С ним было весело. А потом он исчез. И Эвр, смеясь, говорила, что найти его просто — надо только разгадать загадку. Никто не смог. Полиция, родители Виктора, мама и папа — никто. Шерлок тоже пытался. Он искал и искал, а потом до изнеможения копал яму. Его принес домой папа — едва живого, с температурой и в бреду. Он долго не мог говорить, потом пришел в себя и все плакал, звал Виктора, повторял про себя песенку Эвр.

В один из дней к ним в дом пришла женщина в темно-зеленой мантии и остроконечной шляпе. Шерлок не слышал разговора — он тогда редко выходил из своей комнаты. Но прежде, чем уйти, женщина зашла к нему и спросила, как дела.

Он повторил ей песенку и заплакал. Она нагнулась к нему, погладила по голове и пошептала:

— Бедный ребенок. Как тебя зовут?

Он назвался и спросил с надеждой:

— Вы можете найти Виктора?

Женщина вздохнула:

— Боюсь, что нет, Шерлок. Но я могу помочь тебе. Чтобы не было так больно. Вырасти хорошим умным мальчиком, — она погладила его по голове, неожиданно тепло улыбнулась и достала из кармана черную палочку. Направила ее Шерлоку в лицо, и он услышал непонятное:

— Обливиэйт.

Минерва МакГонагалл, профессор Хогвартса, не могла спасти погибшего несколько месяцев назад Виктора Тревора и, очевидно, не могла помочь Эвр. Она сделала то, что было в ее силах — забрала у перепуганного, почти обезумевшего от сознания своей вины мальчишки убивающие его воспоминания.

Но теперь блок исчез, и Шерлок вспомнил все.

— Ты убила его, — прошептал он, — убила моего лучшего друга.

Она убила Виктора, а теперь убивает Джона. Шерлок уже не сдерживал слезы — они текли ручьями, заливались за воротник рубашки, от них горела кожа.

— Я тоже хотела лучшего друга, — зло бросила ему Эвр. — А у меня никого не было. Никого.

— Никого, — повторил за ней Шерлок.

«Никто».

Он закрыл глаза, и почти сразу внутри Чертогов выросла тяжелая серая могильная плита. На ней было написано: «Немо Холмс».

— Это значит «никто» на латыни, — произнес Майкрофт, расправляя складки на пиджаке. — Никто — это кто-то ничтожный, жалкий, бесполезный, ничего из себя не представляющий. Кого тебе это напоминает, Шерлок?

Он открыл глаза, подхватил масляную лампу и бросился к кладбищу. Он был готов сыграть в игру.

Конечно, это не любовь. Глава 44

Силы портала хватило, чтобы вышвырнуть Гермиону перед стальной дверью прямо под ноги охране. Булавка последний раз вспыхнула и потухла, а на Гермиону оказались направлены четыре дула.

К счастью, в этот раз расстояние работало на нее — она прошептала «Отключись» быстрее, чем охрана поняла, что вывалившаяся из воздуха женщина представляет опасность.

С дверью Гермиона церемонится не стала, сильным ударом вышибив замок, распахнула ее и остановилась перед толстой стеклянной стеной, разделявший на две неравные части просторную белую комнату без мебели.

Черноволосой женщины из воспоминаний пленников здесь уже не было, в углу почти у самого стекла в луже черной крови кулем лежал труп с простреленной головой, а у дальней стены, скрючившись, обхватив себя за колени и плотно зажмурившись, сидел Майкрофт.

Гермионе повезло не застать вживую василиска из Тайной комнаты, но, пожалуй, поверженный, он выглядел так же, как Майкрофт сейчас — одновременно величественно и жалко. Гермиона могла по пальцам пересчитать случаи, когда замечала на лице старшего Холмса проявление хотя бы слабой эмоции (не важно, какой именно). И смотреть на то, как он трясется от беззвучных сухих рыданий, было больно.