Конек Чайковской

Перелом этот оказался вторым за 20 лет во второй половине XX века. И я до сих пор жалею, что мировые танцы не пошли тогда по выбранному нами пути.

Джейн Торвилл и Кристофер Дин вместе с русскими дуэтами тогда как новаторы покатились вперед – и направили в нужное русло танцы на льду. А то, что стало твориться позже и творится сейчас – это моя боль.

Расшифрую, что я имею ввиду. До начала 70-х годов танцы оставались как бы особым подвидом фигурного катания. Часто в них торжествовал субъективизм – но, можно подумать, в соревнованиях спортивных пар его нет?

Сохранить танцы как вид олимпийской программы мы обязаны. Сохранить их и развивать. Не знаю, куда уже дальше их сейчас усложнять и, главное, – зачем? Ведь сейчас танцев в моем понимании нет. Что сейчас это такое – танцы? Это выделывание с холодным лицом, без эмоций, набора необходимых сложных элементов, шагов, крюков-выкрюков. Развитие пошло по чисто механистическому пути склейки обязательных элементов. А идея, дух, собственно танец ушли.

ИСУ было принято решение с помощью новой системы судейских оценок усложнить техническую основу танца. Дать возможность судить их менее эмоционально. Большую часть и оригинального танца, и произвольного занимают никому не нужные элементы, внутри которых просто негде, некогда танцевать. Идет тупая набивка баллов. И вот сидят все, и в первую очередь судьи, и считают: кто и как сделал тот или иной элемент? Лихорадочно занимаются математикой, а, собственно, танцы и не смотрят. Да я же сама поддалась этому потоку. И уже стала так следить: вот, вместо крюка они сделали тройку… Ну что, разве это настоящие танцы?

Мы все об этом говорим. На заседании танцевального комитета ИСУ на ЧМ-2017 в Хельсинки опять обсуждалась эта тема: давайте вернем настоящие танцы.

Я однажды сидела в Москве с председателем Технического комитета ИСУ полячкой Галей Гордон (тоже моей ученицей). Мы проанализировали оригинальные танцы нескольких пар и что же получилось? 39–43 секунды занимает дорожка, 20 секунд занимает «параллель», 26 секунд – вращение. И много времени уходит на поддержку. Все хорошо, за исключением одного – а где же здесь танец?

Я об это говорила и Гале, и другим членам ИСУ. Ну выбросьте вы какой-то из этих обязательных элементов! Хотя бы после Олимпиады-2018 в Южной Корее примите такое решение – сейчас-то уже поздно. Ну невозможно ведь больше смотреть на эти сплошные крюки-выкрюки! И понятно ведь, что и публика от этого устала уже!

Большой театральный режиссер Марк Захаров, когда сидит на премьере и видит, что зрители начинают что-то искать у себя в карманах и сумочках, а не на сцену смотреть, – говорит, что это всё, спектакль провален.

Ну вот вышли танцоры на лед. И у них пошли дорожки, вращения – и публика начинает друг с другом что-то обсуждать. Сопереживание ушло, даже и не начавшись!

Выброса энергии в зал, который вы бы подхватили, – не найти. Скобки, твиззлы – кто падает, кто не падает. И что?

Но вернемся к тому, что происходило с нашей сборной командой в послеолимпийские годы.

Высокие результаты на первенствах Европы и мира мы давали, но мои отношения с Федерацией фигурного катания России при этом, как это не покажется удивительным со стороны, складывались, мягко говоря, неблестяще.

На этом фоне у меня сложились замечательные отношения с американской компанией IMG, которая заключала контракты только с топовыми тренерами и спортсменами, результаты и потенциал которых поднимают к ним интерес во всем мире (сейчас, например, с ней работают Мария Шарапова и Александр Овечкин). И всюду, где происходили значимые соревнования, эта американская продюсерская компания мне делала приглашения. Что, наверное, тоже вызывало раздражение в руководстве нашей Федерации.

Возможно, неприятие меня со стороны руководства было следствием и того, что все фигуристы и тренеры бежали решать свои проблемы ко мне. И центр внимания в нашем мире фигурного катания в середине 90-х слишком явно сместился от президента Федерации, направлявшего финансовые потоки, к главному тренеру, которая занималась собственно спортом и творчеством. И такой главный тренер оказалась совсем не нужна. Один раз меня в делегацию не включили, второй раз не включили…

Конечно, удивление я высказывала: почему это я не еду на соревнования, ведь я же главный тренер!

Шли этапы Гран-при. На них мне надо быть обязательно, проанализировать выступление всех наших – но история с моим «невключением» повторялась.

Глава Федерации начал меня потихонечку отстранять от всего. Пока не дошло до того, что случилось на чемпионате Европы в Софии в январе 1996 года, когда там хотели срочно собрать исполком Федерации и принять какое-то решение по Чайковской.

Я сказала, мол, с какой стати мы будем собираться в Софии, когда можно собраться в Москве, – и улетела домой. А ведь на том чемпионате у нас было три золотые медали, два серебра и две бронзы!