Конец

Между тем проспав часы полива огорода, он упустил благословенную возможность принять участие в шествии, которое теперь проходило без него, не добравшись до законного места в числе избранных, наблюдал за ним из толпы, как все прочие, и отталкивал теперь не он, а его. Все в этом шествии было неправильно с самого начала.

Он подвел их. О боже, он всех подвел.

Как и многие другие в тот вечер Успения, Эдди шел домой с сутаной в руке и думал, что дети узнают о том, что произошло. И спросят его: «Ты много рассказывал о страшном конце, который может поджидать всех нас, и прикладывал все силы, чтобы его избежать. Но разве то, что случилось, – не начало ли это того самого страшного конца?»

Они не услышат о произошедшем и не спросят его, хочется верить, в ближайшие два дня. Когда он вернется домой, дети его будут там готовиться ко сну. И супруга его, слава богу. Ему необходимо, чтобы его Филлис была рядом.

Как и всем людям, ему необходимо принимать решения на будущее. Как и дети других родителей, его малыши не будут понимать его и станут презирать.

Может, сегодня ночью опять пройдет дождь. В отличие от многих, он не спешил возвращаться домой и бродил по улицам, наблюдая, как на них опускается ночь. На Чагрин-авеню были лишь две живых души – он и скунс, топтавшийся на канализационной решетке. Да еще ветер щекотал ухо. Он хотел бы посмотреть на эту улицу глазами своих детей, увидеть то, что они. Ощутить наступление ночи, как это происходило у них. Ночь для ребенка скорее место, нежели время. Для ребенка проснуться среди ночи и нестись вниз, в спальню родителей, означает отправиться в лесную чащу, из которой уже не выбраться. Человек не надеется вновь ощутить глубину ночи, какой она видится в детстве; в лучшем случае он припомнит сам факт, но слабо. Для человека его возраста ничто не может представляться столь огромным и безграничным, как ночь в детстве, только, пожалуй, мысль о далеком прошлом, где она вспыхивала, вспыхивала и потухала навсегда. Брат и я стояли на коленях и собирали бобы, когда выскочила змея и укусила меня за подбородок; отец подхватил меня под мышки и стал раскачивать над колодцем – отчетливость и разобщенность кадров, полная неясность того, что должно произойти сначала и потом, затем все распалось до мира воображаемого, в котором все должно быть бесконечно больше, чем в том, в котором он сейчас собирает все, что помнит о них.

Он выбрал эту страну, и этот город, и дом, куда и направляется. Он выбрал их, как мог и любое другое место для жизни. Но для ребенка, для его детей, которые прожили всю свою жизнь в этом доме из шести комнат, – этот дом не был их выбором. Отец просто поставил их перед фактом. И этот его выбор – скажет он им теперь – оказался ошибочным. Он принес некоторую пользу, что правда, то правда. Но теперь оно, это решение, исчерпало себя.

Он свернул налево на Двадцать вторую. Ветер ударил прямо в лицо. Кто же будет очищать улицы от снега и мусора, если Эдди и всего его товарищи исчезнут?

Что он выручит за дом (за деревья с нектаринами – в Огайо! – которые он заставил цвести и плодоносить на своей земле, за то, что не было в нем ни одной кривой доски, а окна открывались легким движением руки, кирпичную кладку он сам лично недавно подновил)? Что он получит? Гроши.

И мы все прекрасно знаем, от кого мы получим эти гроши, верно? После сегодняшнего, всего того, что произошло у него на глазах, что творили эти люди (будем считать, что он их видел), кто еще, кроме этих животных, пойдет на такую глупость и захочет купить что-то в этом районе? Мусор валяется на мостовой – да и пусть валяется. Если уж они захватили это место, пусть обустраивают его по своему вкусу.

Вот она, его обреченная обитель, ниже по улице – двойные мансардные окна, зловонная сточная труба, крыша крыльца с небольшим наклоном. Темный силуэт дома – ни единого знака, что жена и дети уже вернулись.

Но нырнуть с головой в бездны тоски он не успел. Чуть дальше по улице, под фонарем, он увидел двух незнакомцев. Мужчину в клетчатой рубашке и полуботинках и мальчика справа от него. Кто они и что задумали? Оба они застыли, как громом пораженные. Смотрели они на дом Маццоне – его жена вернулась в город и теперь жила там.

Что же такое они там увидели? Отсюда не разобрать. К тому же дом был за пределами освещенного фонарем пространства. Свет фонаря в некотором смысле ослеплял, не давая различать то, что находилось в темноте.