Конец

Внизу у кромки воды трое мальчишек в коротких штанишках перебросили гольфы и обувь на другой берег и переходили реку вброд. Дошли до места, где вода доходила до колена, и остановились, увидев, что впереди слишком глубоко, а течение очень быстрое, чтобы перебраться вплавь. Они вели себя нерешительно, завидовали собственному желанию оказаться на другом берегу, не понимая, что смысл не в том, чтобы просто пересечь реку вброд или по мосту, а в том, чтобы спуститься и погрузиться в воду.

Процесс был почти сакральным, оттого не предназначенным для посторонних глаз, потому пришлось ждать, когда пройдет толпа с ее смрадными запахами живого организма – пота и курева. К той женщине с мешком следует подходить осторожно и непременно без свидетелей.

Куда пропала девочка в переднике с розовыми ногами? Ее передник был тем, что выделяло ее из толпы.

Надвигалась гроза. Река стала коричневой, уровень воды пополз вверх, к краю крутого берега. Вскоре таким образом она доберется и до него. Позже кто-то найдет его ниже по течению и задастся вопросами: «Кем был этот человек? Как его звали?» Они напечатают слова в газете, люди будут читать их и обсуждать.

Фотография и подпись. Подпись раскроет наконец его имя и фамилию, а также возраст и адрес.

То дерево с раскидистыми ветвями – клен остролистный. Подходит для получения кленового сока, из которого делают сироп.

Он вновь оглядел растерянную толпу. Женщина с мешком поднялась на горку, насвистывая, за шесть минут до события, пять, четыре…

– Меня зовут, – сказал он и произнес свое имя и фамилию, глядя надменно и смущенно одновременно, позвякивая связкой ключей прямо перед ее лицом, чтобы обратить на себя внимание. – Аллитерация. Забавно, да? Итак, давайте повторите.

Он скучал по сестре. Хранительнице артефактов. Умеющей целовать так нежно, давать надежду в минуты отчаяния. «Неуклюжий клоун всегда неуклюж», – неизменно повторяла она, когда он, заливая керосин в лампу, капал на ковер в малой гостиной, где они читали по вечерам до отхода ко сну.

* * *

Кто из тех, кто знал его имя, заметит, что его больше нет? Уж, конечно, не торговец углем. Он приходит только зимой. И не почтальон. Ювелир сам забирал счета в отделении почты. Парикмахер обращался к нему «шеф» – скромно.

За ней было несложно следить, держась на расстоянии в полквартала, чтобы не выдать себя и свой план. Впрочем, никакого плана у него не было. Приди он к подъезду дома раньше, все равно бы оказался у закрытой входной двери. Она вошла в многоквартирный дом и закрыла ее за собой. Он видел это, стоя на улице и прислушиваясь к происходящему в сердце. Потом поднялся на крыльцо, усыпанное солью и шелухой тыквенных семечек, взялся за ручку двери, повернул ее и открыл. Будь это нужно по некоему неизвестному ему плану, чтобы она была в момент его появления в квартире одна. Если бы дверь была открыта сразу, то вела бы она в комнату, заполненную людьми. Судьба настаивала, чтобы он повиновался командам души по мере их поочередного возникновения, каждой в последний момент, как бордюр или брошенная кем-то роликовая доска перед слепым, обнаруженные его тростью. Это дверь. Открой ее. Это лестничный пролет. Поднимайся. Прислушайся. Там, за этой дверью, кто-то включил радио. Давай же, вперед. Открой дверь. Ты увидишь, что произойдет. Что ты будешь делать? Ты же видишь женщину.