Конец

Широкоскулое лицо друга, как всегда, хмурое. Его отец был приставом в собрании местной общины, к которой принадлежал и отец Чиччо. У него был брат-близнец Корнфлейк, или Корни, как называли его все, даже мать. Брат Нино жил в интернате для умственно отсталых детей, мама и братья навещали его два раза в неделю, но отец никогда. Сам Чиччо ни разу этого близнеца не видел, полагал даже, что тот был фальшивкой, однако лицо Нино не могло врать. Его лицо с крупными чертами – глаза широко расставлены, расположены всего в дюйме от висков, челюсти выдаются вперед, уголки рта всегда опущены – придавало ему вид большой бесхитростной форели. Чиччо только сейчас это заметил.

Он перевел взгляд на Рикки. Как он выглядит, было неясно. Чиччо не видел ничего, кроме волос каштанового цвета, синего блейзера и перхоти на его ткани. Он так давно знал Рикки, что не мог сказать, какой он.

Первым делом он старался замечать отклонения от нормы, что было несложно. Подобное встречалось повсюду. Гротеск. Недавно он подошел к зеркалу в ванной с рулеткой в руке, не ожидая найти что-то определенное, но отчаянно нуждаясь в контрольном образце для исследования гротеска. И он нашел чудесное зрелище, не без гордого потрясения от того, что его собственные черты не совсем ровно расположены на лице, и его взволновало, как же так вышло. Он был не в курсе. Он воображал, что настоящая мужественность, свобода будут означать, что раскрыть загадки этих простых вещей он не мог потому, что они были слишком близко. Перед ним откроется то, что с самого начала пряталось прямо здесь, на видном месте.

Они докурили сигареты и пошли в школу.

Потом был апрель.

А потом май.

Ему надо было, чтобы произошло нечто, но не в этом было дело. Его желание никак не могло повлиять на события. Крайне необходимо было, чтобы что-то случилось. Нет, не так; было очевидно, что что-то должно произойти. Некая субстанция была помещена в предварительный сосуд, и этот сосуд хотел взорваться. Он погружался в чтение, надеясь раствориться в этой субстанции, чтобы его унесло вместе с ней, когда сосуд лопнет.

Его заставили написать об определении движения Аристотелем. Движение как изменение есть осуществление потенциала до той степени, до какой оно является потенциалом. За работу он получил отметку С-минус, потому что пропустил и неверно понял значение фразы «до той степени».

Отец Манфред сделал карандашом пометку внизу последней страницы, отсылая к концу книги III, главе I «Физики», где он мог найти пример, как используется и что означает это понятие. Весной он должен быть готов отстаивать свое понимание этого вопроса.

Экзамен проходил во внутреннем дворике между лабораториями и теплицей иезуитов. Чтобы попасть туда, надо было пройти через оранжерею. Стоило оказаться во дворе, как в глаза бросались два раскладных холщовых кресла, в одном из которых уже ждал отец Манфред. На траве стоял кувшин с фруктовым пуншем и стопка бумажных стаканчиков. На кусочки фруктов в кувшине пикировали пчелы с желтыми полосатыми спинками и тонули, отец Манфред, слушая Чиччо, вылавливал их, давил, сжав пальцы, и складывал в карман юбки сутаны.

Примером потенциала, который предстояло рассмотреть Чиччо, был «строительный материал»; блок, используемый человеком для создания чего-то, он пребывает в движении, реализует потенциал.

– Но, – произнес Чиччо, – если вы, например, бросили бетонный блок в грушевое дерево, чтобы сбить им грушу, уже нельзя сказать, что блок имеет отношение к созиданию, хотя он был в движении, став снарядом, может, потому, что вы активировали его потенциал как объекта, который является потенциальным.

Потом он сам прервался.

– Всякий раз, когда мне кажется, что я уловил его мысль, – сказал Чиччо, – его, Аристотеля, сразу говорю себе: это не может быть верным, ведь это, как бы выразиться, это бессмысленно, разве он мог тратить время на формулирование такого?

– Нет, но ты прав, – ответил отец Манфред. – Так ощущал мир Аристотель. То, что он наблюдал. У него есть дно. У святого Павла есть дно. Я скажу тебе, что всякий раз, когда я считаю, что верю некоему философу, что понимаю его, я ощущаю укол страха, поскольку знаю, что учение этого философа бездонно. К кому применимы эти слова?

– Платон, – ответил Чиччо.

– Так, и еще?

– Иисус Христос, Господь наш.

– Да, и?

Чиччо принялся теребить родинку, которая недавно появилась у него на подбородке.

– Хотите, чтобы я назвал Кьеркегора? – сказал он.

– Хорошо, попробуй выразить мысль. Ты ведь о чем-то задумался.

Он попытался вновь, но запутался в понятии «до той степени» и сам хлопнул себя по губам.

– Перефразируй мысль, приведи другой пример без использования понятий «потенциальный» и «действительный», – сказал священник.