Конец

Чиччо был хорошим мальчиком. Конечно, миссис Марини никогда бы не сказала ему этого. Но она очень любила его. И ей не надо было сообщать о своих чувствах, как трубадуру или странствующему рыцарю. Ее всегда смущали эти сцены в шоу, когда Берта падает в объятия Билла и они начинают нести сладкую чепуху.

Так же не было нужды говорить Энцо, что, несмотря на ее первоначальное предубеждение против него, она, ну… не то чтобы полностью его не одобрила. Лина была единственным человеком, обращаясь к которому уже в зрелом возрасте она произнесла те-самые-три-слова. Но это произошло случайно. Она имела в виду другое, а точнее: «Ты дура. Я люблю тебя и наказываю тебя тем, что говорю об этом. Ты дура». Хотя, может, прозвучало и не совсем так. Впрочем, отношение миссис Марини к Чиччо все объясняло без слов.

Он был для нее выгодным во многих смыслах жильцом, поднимателем и переносчиком тяжелых вещей, выгребателем пыли из дальних углов, тщательным мойщиком дрезденского фарфора. Он прислушивался к советам. В те дни он со всей серьезностью отдавался учебе. Как и мать в его возрасте, порой впадал в кататоническое состояние. С взрослыми он был неизменно вежлив, если не считать вопиющее поведение в отношении Лины. Он легко набирал очки в свою пользу.

Но, видимо, имел смутное представление о разуме взрослого человека с его способностью видеть скрытое за внешним. Например, он был уверен, что ловко обманывает всех с сигаретами, но миссис Марини знала о них, как и о том, где он их прячет. Ему даже казалось, что никто не заметил, как он переехал в ее дом, хотя на самом деле короткое и неприятное обсуждение этого момента произошло на второй день после похорон. Патриция собиралась вернуться на ферму и хотела внести ясность в вопрос, каким образом теперь обязанности по воспитанию Чиччо распределятся между ними.

Три женщины пили кофе в кухне Энцо (Лины). Лина не была уверена, что останется здесь. Миссис Марини пригодился бы мужчина в доме; пальцы у нее теперь уже почти не сгибались. По причинам, непонятным для каждого из них по-разному, Лина с сыном не поладили.

И еще. Они любезно согласились позволить ему считать, что он принял решение сам, без их ведома, поскольку сообщение о том, что оно принято коллегиально, подействовало бы на него деморализующе. Лина будет регулярно их навещать. Кто знает, может, примирение и состоится. А тем временем миссис Марини, sub rosa[7], выяснит все об оформлении опеки.

Когда Чиччо переехал, миссис Марини начала подумывать о заключении с ним соглашения о запрете на вход в подвал в определенные часы вечером, особенно если явно слышно, что у нее посетители; исключением может стать лишь критическая ситуация. Он был слишком взрослым и любопытным, чтобы это могло сработать. Могла ли она раскрыть ему карты и рассказать о своем бизнесе? Может быть. Он умел держать язык за зубами. Однако это пришлось обсудить с остальными. Лине в любом случае это было безразлично, но ее мать выступила категорически против. Миссис Марини поинтересовалась причинами, и Патриция ответила: «Потому что нет». До того дня все плебисциты, так или иначе связанные с Чиччо, заканчивались консенсусом. Но на этот раз Лина позволила матери добиться своего, и миссис Марини проиграла.

Миссис Марини довела до сведения всех заинтересованных лиц, что теперь нельзя стучаться в ее дверь, а также нельзя звонить напрямую ей самой. Звонить следовало Лине, произнести кодовые слова, после чего будет назначена встреча. Этой весной и летом им удалось заполучить для своих дел погреб – принадлежал он тетушке Федерики, вдове, которая была по гроб жизни должна миссис Марини за некоторые благодеяния, оказанные много лет назад.

В августе Лине позвонил аноним, который, собственно, и подкинул им эту негритянку из Вест-Сайда. Не стоило ее принимать; один негр непременно приведет за собой кучу других. Тогда же возникла проблема, которую миссис Марини должна была предвидеть: тетушка Федерики отказалась пустить в свой дом цветную.

Операцию назначили на дневное время в Успение, когда все соседи будут сходить с ума от шума толпы и появление этой женщины на остановке трамвая не станет столь примечательным событием, как могло быть в другой день. Лина предложила воспользоваться ее домом. Правда, вокруг него часто ошивался Чиччо, полагая, что это остается для всех незамеченным, как и пропажа его вещей, им же унесенных. Его комната на Двадцать второй медленно пустела, а новая на Двадцать шестой заполнялась. (Как могла миссис Марини не обижаться на то, что ее считают слепой?) В теплую погоду он проводил время за книгой на заднем дворе своего прежнего дома, пробираясь тайком, как кот, помечающий кусты. Он мог появиться в любом месте неожиданно. Миссис Марини был нужен план понадежнее.