– Не знаю, – послышался тихий хриплый голос. – Наверное, простыла. Вся горю и кашель замучил.
– Тётя Фрося, а вы не видели Жорика? – осторожно спросила Катя.
– Здесь он, бедолага. Сидит у меня на кровати и трясётся.
Катя побледнела и отошла от двери к остальным.
– Наш Жорик заразил тётю Фросю. Это я виновата, забыла вчера клетку закрыть. Вот дура!
– Ладно, не убивайся, – попытался успокоить Катю доцент Лобановский. – Думаю, нам не надо сообщать «вертухаям», а то нас всех тут повяжут и отправят на карантин на месяц. Тогда плакали наши премиальные.
После небольшого экстренного совещания, председателем которого был избран восьмидесятисемилетний академик Шарлатов, было единогласно решено оставить тётю Фросю в бараке, приносить ей еду к двери, а заодно и оставлять у двери образцы вакцины для приёма внутрь. Может быть, всё было и к лучшему, решил Шарлатов. Образцы вакцины теперь можно будет сразу же апробировать не только на мышах, но и на людях, в лице тёти Фроси.
После совещания, всё та же лаборантка Катя через дверь объяснила тёте Фросе об общем решении, за что тётя Фрося с чувством и кашлем искренне её поблагодарила. Тётя Фрося навсегда запомнила расландскую народную мудрость, которая гласила: «Если ты не попал к врачам, у тебя есть шанс выжить». Она пронесла эту мудрость через всю свою жизнь с того самого дня, когда её впервые в жизни привезли в больницу прямо из школы. Тогда у неё заподозрили аппендицит. Но пока тогда ещё просто семиклассница Фрося лежала в больнице, она успела подхватить дизентерию, педикулёз и чесотку. В результате, вместо трёх дней (у неё оказались обыкновенные колики) она пробыла в больнице полтора месяца. А перед самой выпиской она ещё заразилась и желтухой, которую, как и упомянутую мудрость, пронесла через всю свою жизнь.
А теперь посмотрим, что же происходило за дверью. А там, скажу я, забегая вперед, за тонкой деревянной дверью с непонятной надписью «Моповая» – как потом выяснилось, это слово на простом расландском языке означало «швабровая» – решалась судьба не только тёти Фроси и Жорика, но и самого мэра Новаграда, а самое главное, судьба вакцины.
Тётя Фрося твёрдо знала, что единственным по–настоящему действенным лекарством от Нюханьского вируса, да и вообще от любой хвори, была самогонка или, на худой конец, водка. Никаких вин, шампанского или ликёра тётя Фрося не признавала и называла их «баловством», если была в гостях и хотела проявить вежливость к хозяевам, либо «пойлом», если вокруг были все свои. Само собой, тётя Фрося никогда не верила ни в какие непонятные вакцины, после которых, как говаривала Фросина мама, «обязательно потом какая–нибудь холера привяжется».
Именно обо всём этом и думала тётя Фрося, лёжа на своей кровати и поглаживая дрожащего Жорика, который впервые за последние недели таял от наслаждения, ибо добрая тётя Фрося не ставила ему уколы и не совала в рот всякую горькую дрянь. Она понимала, что её собственное выздоровление и жизнь несчастного Жорика зависела от того, сумеет ли она раздобыть спиртного. В складывающихся обстоятельствах сделать это было практически невозможно – мало того, что она была в полной изоляции от остальной территории барака, так ещё и все три бригады работали почти круглосуточно над поиском вакцины.
Но тётя Фрося никогда не сдавалась. Она за свою жизнь пережила не только все свои болезни, но и многочисленные кампании и движения: от давних кампаний по всеобщей грамотности и физической культуре до последних движений по восстановлению Великой Расландии, созданию отрядов по борьбе с внутренними врагами и организации ОБЛОМа (Объединённое Благородное Лояльное Обществ Миссионеров), которое должно было показывать всему народу, как надо правильно любить Расландию.
Лающий кашель, как это ни странно, помогал тёте Фросе думать, поскольку мысли в её голове от сотрясений при кашле как бы встряхивались и менялись, как цветные стёклышки в калейдоскопе.
Раздался легкий стук в дверь – это Катя принесла ужин. Тётя Фрося с трудом поднялась с кровати и, приоткрыв дверь, взяла целлофановый пакет, в котором находилась емкость с ужином и пакетик с очередной лабораторной вакциной в виде пары пробирок (в пять миллилитров для тёти Фроси и одного миллилитра для Жорика). Разумеется, тётя Фрося не собиралась давать вакцину Жорику, а тем более, сама пить «эту дрянь».
Поедая вместе с грустным Жориком перловую кашу с картофельной котлетой, тётя Фрося прокручивала в голове план предстоящей ночной операции (откладывать дальше не имело никакого смысла – до окончания месячного срока оставалось пять дней).
Дождавшись, пока последние, измученные заточением, скудной диетой и почти круглосуточным трудом лаборанты ушли спать, тётя Фрося отправилась на поиски «настоящего лекарства», благо, никто не догадался (или испугался?) забрать у неё ключи от всех помещений лабораторного барака.