Конец буржуа

Наконец горничная подала завтрак. Г-жа Рассанфосс, в пылу хозяйственного рвения стала осведомляться о том, сколько они держат слуг, сколько лошадей, какие порядки заведены в доме. Со времени посещения Жана-Элуа здесь все значительно упростилось. Гислена оставила себе только кучера, садовника и двух горничных. На конюшне стояло два пони, других лошадей не было. Все это вполне укладывалось в бюджет семьи среднего достатка.

Г-жа Рассанфосс ее похвалила.

— Ты такая же, как и твоя мать: я узнаю в тебе свою кровь… Видишь ли, без разумной бережливости…

— Ах да, бережливости…

Гислена покачала головой. Казалось, ее мучила какая-то унизительная для нее мысль.

— Нет, это совсем не то, что ты думаешь.

Слова уже чуть было не сорвались у нее с языка; она закрыла глаза, чтобы прийти в себя. Немного помолчав, она сказала с каким-то нервным смехом:

— Да, если хочешь, зови это бережливостью. В конце концов я же веду очень замкнутый образ жизни, я никого не вижу. Для чего же мне делать лишние расходы? Мне вздумалось выездить самой мою гнедую кобылу, это была чудесная лошадь, просто красавица. Но она оказалась очень упрямой. И мне пришлось с ней расстаться. Ну, а отцовские рыжие лошади — те и вообще-то никогда из конюшни не выходили. Франц запрягал их только в открытый экипаж, когда ездил в город за провизией. У меня остались два пони, с меня хватит.

— Ты просто умница. Ты стала практичной. Впрочем, у тебя ведь всегда была страсть к лошадям!

— Да, была, но с тех пор, как появился Пьер, все изменилось. Теперь он — настоящий хозяин дома, он всем распоряжается. Мне показалось даже, что он говорит мне: «Смотри будь осторожна с этой противной лошадью, которая не хочет тебя слушаться, я ее боюсь». И представь себе, я струсила. Моих пони мне, во всяком случае, опасаться не приходится: это все равно что большие собаки. Пьер треплет их за гривы своими маленькими ручонками. Да, прежней Гислены нет и в помине. На ее месте есть только мать.

Г-жа Рассанфосс сразу помрачнела. Она подумала:

«Гислена не говорит мне и половины всей правды».

Пришел кучер спросить, что она прикажет. Каждый день малютку возили на двухчасовую прогулку, на воздухе он хорошо засыпал и потом спал уже до самого обеда.

— Можешь запрягать, — сказала Аделаида, — мы поедем кататься все вместе.

День был жаркий, и только легкий ветер немного умерял зной. Кормилица с ребенком заняла переднее место, а г-жа Рассанфосс с дочерью сели сзади. Перед ними со всех сторон расстилались бесконечные зеленые равнины, покрытые густыми всходами и тянувшиеся то прямыми, то волнистыми линиями до самого горизонта. На холмах среди засаженных различными культурами квадратных участков виднелись кое-где деревушки. Внизу чернела удобренная перегноем почва, вспаханные плугом или сохой поля. Видно было, что люди здесь вкладывают в землю все свои силы. Но даже и теперь, когда земля эта была покрыта пятнами пробивающейся весенней зелени, она выглядела мрачно и, оставаясь немым свидетелем тяжких трудов, утомляла взгляд своим беспросветным однообразием. Г-жа Рассанфосс сразу же представила себе зиму и серое небо над всей этой голой равниной, представила себе всю тоску этого сельского изгнания, выдержать которую способны были только землепашцы былых времен.

— Бедная моя девочка, как тебе, наверное, тяжело было здесь одной!

Она взяла дочь за руку и некоторое время подержала ее руку в своей.

— Да нет же, я каталась верхом на Диане, я охотилась… Иногда меня навещал кюре, я оставляла его завтракать.

Но г-жа Рассанфосс продолжала:

— Да, одна, всегда одна, потому что…

Она вздохнула, не договорив до конца того, что ей хотелось у нее выведать.

— Да, одна, мама, совсем одна.

Г-жа Рассанфосс больше не решалась продолжать свои расспросы. Она чувствовала, что есть какая-то тайна, которую Гислена не хочет раскрыть, что покров этой тайны окружает Распелот высокой непроницаемою стеной.

«Впрочем, — подумала она, — когда-нибудь все узнается само собой».

— Что же, раз тебе это нравится… — сказала она.

День клонился к закату, повеяло прохладой, краски стали тускнеть, в воздухе разлился аромат цветов. Они вернулись, потом, когда Жюстина уложила Пьера спать, пошли еще раз пройтись по парку. На одной из аллей они увидели лесничего, который шел им навстречу, В руках он держал какую-то бумагу. Мэр послал его в замок за подписью. Ему был нужен виконт. «Наконец-то», — подумала Аделаида не без тревоги.

— Господина виконта нет, — ответила Гислена. — Я не знаю, когда он вернется.

Она держалась очень спокойно и без всякого смущения смотрела ему в глаза. Человек предложил ей оставить у себя бумагу.

— Как вам будет угодно, мой милый. Тогда отнесите ее в замок.

— А в самом деле, где же Лавандом? — небрежно обронила г-жа Рассанфосс.

Гислена вздрогнула. Краска бросилась ей в лицо. Потом носком ботинка она отшвырнула от себя маленький камушек и, гордо подбоченившись, сказала:

— Не надо, не будем об этом говорить.

— То есть как это не надо! — возразила г-жа Рассанфосс, которая почувствовала, что решающий момент настал. — Разве я тебе не мать? Разве я не имею права?