Конец черного лета

— О, Юлечка, хорошо, что вы проснулись. Мы как раз собираемся в ресторан, — видно было, что слабая половина человечества (как истинно современная женщина) победила в нелегком споре.

— Вы, пожалуйста, присмотрите за вещами.

— А где же Гаррик?

— Так ведь он вышел в Чите. Сказал, что здесь живут его родственники и ему нужно их повидать.

— Да-да, как я это забыла… — Юлия отвернулась к окну, скрывая свое удивление и даже некоторую растерянность.

Она долго смотрела в зимнюю мглу, изредка прорезываемую светящимися точками станционных и жилых построек, мимо которых, не останавливаясь, пролетали пассажирские поезда. Ну что же, Гаррик есть Гаррик, подумалось ей, таких, к сожалению, нынче не так уж и мало. Вспомнились ей трогательные наставления и предостережения подруги: «Он очень опасен, смотри…» Пожалуй, такой может вскружить голову. Говорить и создавать вокруг себя атмосферу собственного великодушия он умеет. Но что за всем этим? И зачем она вдруг рассказала именно ему историю Завьялова?

Нет, все правильно, пусть немного подумает над такой вот чужой судьбой, если он вообще еще не разучился думать о ком-либо, кроме самого себя. А что же Федор? Ведь он совершенно ей незнаком, да и что она может сказать о нем, кроме того, что узнала из писем отца? Ровным счетом ничего. Так почему же сегодня с каким-то особым вниманием и пониманием она воспринимала давно известные ей факты из жизни Федора, к тому же еще и в собственном пересказе. Странное что-то с ней происходит. Гаррик, Федор… Ой, Юлька, куда-то не туда тебя заносит.

* * *

Приокеанск встретил Валентину Никитичну ярким солнечным днем, тяжелым дыханием огромного порта, мимо которого, сдерживая уже свой бег, тянулись на последних километрах уставшие в длинной дороге поезда. Вначале Валентина Никитична даже растерялась от всей этой шири и шума. К тому же ей неловко было останавливать прохожих и узнавать у них, как добраться до колонии.

Наконец она решилась. Села в такси и не совсем уверенно обратилась к водителю с просьбой отвезти ее в тюрьму.

— Туда, мамаша, на других машинах возят, — рассмеялся молодой парень в огромной мохнатой шапке. — А вам, вероятно, нужно в семидесятку.

— У меня сын в лагере. Может, это…

— Семидесятка, мать, семидесятка. Раньше их тут было несколько, теперь одна осталась — усиленного режима.

Минут через двадцать машина подъехала к высокому деревянному забору, поверх которого густой бахромой шла колючая проволока.

— Вот, мамаша, и колония. Дальше нашего брата не пускают. А дом, где свидания дают, — вон там, возле вышки, видишь?

— Спасибо, дорогой. Сам-то не сидел?

— Пока бог миловал. Но как говорится, от сумы и от тюрьмы не зарекайся. Всяко бывает. Ну, мать, прощай. Сыну привет.

Машина уехала. Завьялова осталась одна перед высоким зеленым забором, за которым ее сын.

В комнате ожидания на длинной выкрашенной суриком скамейке сидели пожилой мужчина и очень бледная женщина. Рядом с ними примостилась миловидная девушка. Мужчина, вероятно, муж болезненного вида седой женщины, накапывал в стаканчик лекарство, распространяющее запах чуть привядшего ландыша.

«Сердечное», подумала сочувственно, покачав головой, Валентина Никитична. «Боже праведный, помоги выдержать», — незаметно для себя вздохнула она громко.

— Вы ко мне? — подняла голову девушка.

— Нет, извините, это я так… На свидание вот к сыну приехала. Не знаю, как и будет это все. Шесть лет ведь не видела.

— А я к отцу… — устало сказала девушка. — Скоро два года, как его нет дома… Постойте, — вдруг воскликнула она. — А вы к кому приехали? Не к Федору ли Завьялову?

— К нему, к Феденьке, к сыночку моему, — угасающим голосом, буквально пролепетала Валентина Никитична.

Юлия (это была она) вскочила со скамейки и бросилась к матери Федора. Та непроизвольно поднялась и с удивлением смотрела на улыбающуюся милую девушку.

— Я Дальская, Юлия. Здесь находится мой отец. Евгений Петрович. Он мне много писал о Федоре, о вас, вашей семье, о бедах, с которыми вы не раз сталкивались…

— Вы — Юлия? Как хорошо… И мне Федя писал о вашем отце, о вас. Значит, мы все вместе будем.

Их разговор прервал из служебного помещения вышедший молодой офицер. Это был прапорщик, дежурный контролер на «свиданке».

— С приездом, граждане, с прибытием!

И тут же безо всякого видимого перехода с той же интонацией предложил:

— Приготовьте ваши документы. Паспорта, свидетельства о браке. А с вами что, гражданка? — обратился контролер к седой, бледной женщине. — Плохо себя чувствуете?

— После инфаркта она, все никак не отойдет, — ответил пожилой мужчина. — Два сына у нее здесь. Близнецы.

Прапорщик подошел к висящему на стене телефону, набрал какой-то номер.

— Медчасть? Говорит дежурный контролер комнаты свиданий. Попрошу прислать к нам медсестру. Здесь у гражданки сердечный приступ.

— Спасибо вам, но, право, не нужно беспокоиться. Я приняла нитроглицерин и капли. Сейчас пройдет.

Прапорщик улыбнулся:

— Я не перетрудился. К тому же это моя обязанность. Да у нас и принято ведь помогать друг другу.

Он взял документы, попросил обождать и ушел в служебное помещение.