Конец Европы. Вместе с Россией на пути к многополярности

В доктрине информационной безопасности фигурирует так же Литва и Украина. То, что Украина рассматривается среди угроз, — есть реакция на большой поток иммигрантов из украинских областей, соседствующих с Польшей, да и вообще, следствие исторической памяти о преступлениях «украинцев» в отношении поляков. Безусловно, сказывается и увеличение в общем потоке доли тех, кто скакал на майдане в феврале 2014, выкрикивая лозунги «Украина це Европа». Польша, надо сказать, активно поддержала майдан. И вот сейчас эти «гидные» патриоты Украины обоснованно считают, что «Европа» уже наступила, и можно двигаться туда свободно и бесконтрольно. Первое же, что оказывается на пути свидомого украинца к европейской мечте, — это Польша. Именно туда в большом количестве перемещаются антисемитски настроенные украинские националисты, которые считают что по праву заслужили возможность жить в Европе после того, как на Украине под властью Вальцмана и его подельников жить стало невозможно. Националисты неизбежно начинают транслировать свои взгляды и свои антисемитские, агрессивные, крайне радикальные настроения польскому обществу. Которое, как мы видим, находится в некотором шоке от происходящего и пытается принимать пока что гуманитарные меры для обеспечения безопасности своего внутреннего политического климата. Как раз со стороны этой части украинских мигрантов поляки больше всего и ждут провокаций, поэтому они и занялись разработкой доктрины, где говорится о том, что необходимо себя обезопасить от возможных выходок незваных соседей.

Номинально это, конечно, оправдывается угрозами, которые идут со стороны России, и укладывается в некий общий проамериканский русофобский тренд Восточной Европы. Своим американским хозяевам поляки говорят, что это всё против России. Но фактически стратегия выстраивается против нарастающего потока оголтелых националистов с Украины. А также против назревающего внутри польского общества реального напряжения, связанного с необходимостью принимать поток беженцев из Арабского мира и Северной Африки. Вот это наложение реальных проблем и пытается решить Польша. Явно на американские деньги, получение которых обосновывается стандартными утверждениями о российской угрозе. Польские власти, таким образом, пускают пыль в глаза американским кураторам, а те дают средства на реализацию стратегии. В итоге Польша оказалась между двух новых угроз: с одной стороны, иммигранты с Украины, с другой стороны, иммигранты, которые плывут через Средиземное море. От этих двух напастей и должна защитить поляков доктрина. Но вряд ли только с её помощью им удастся это сделать.

Польский аборт

Премьер Польши Беата Шидло объявила в начале октября 2016 года, что правительство консерваторов «не работало и не работает» над изменением законодательства о прерывании беременности. С таким заявлением она выступила после того, как накануне около 100 тысяч человек приняли участие в общенациональной акции протеста[69]. Демонстранты выступили против законопроекта, подразумевающего полный запрет абортов, который к тому моменту уже прошёл первое чтение в Сейме. Проблему соблюдения прав женщин в Польше взялись обсуждать и депутаты Европарламента. Всё это наглядно демонстрирует, как нынешнюю Польшу разрывает между так называемыми «европейскими ценностями» и ценностями самих поляков. С одной стороны — полное раскрепощение, «свобода от…» — liberty, стирание идентичности, безверие, секулярность и растворение в плавильном котле Единой Европы, где не то что аборт, но даже противоестественный половой акт в рамках одного гендера является уже не нормой, но неким ценностным фетишем. С другой стороны — традиции, на основании которых всё ещё стоит польское общество. Католицизм с его остатками консерватизма, сформировавший польский народ; инстинкт самосохранения простых поляков, понимающих, что в рамках бесполого ЕС им конец, и суверенитет польской политической нации, стремящейся самостоятельно решать, как развиваться Польше и стоит ли в угоду эфемерных ценностей мутировавшей Европы убивать собственных детей ещё до рождения.

В этом выборе кроется ещё и онтология бытия, ставящая вопрос: человек — это лишь биологический механизм, «машина» Ламетри[70], как его определяют философы Модерна, или обычный биомиханоид, как его определяет Постмодерн, — и тогда человеческий зародыш лишь кусок мяса, с которым женщина вольна поступать так, как ей вздумается? Или же человек есть творение божье, трёхсоставное, сложенное из Духа, души и тела, как его определяет Традиция, — и тогда зачатие и наделение душой эмбриона есть божий промысел, идти против которого значит бросать вызов самому Богу? К сожалению, перед этим выбором оказалось сегодня не только польское общество.

Польский разнос