Конец фильма

– Ну, если ты полагаешь, что твоя мать недостойна иного упоминания, кроме как во фразеологических оборотах… то я даже не знаю, что с тобой делать! То ли сразу в морду и в нокаут, то ли для начала разложить на коленях и ремнем отходить?

– Я уже в самолете, герр Шварц! – парень выскочил, застегивая куртку на ходу.

Дуурдуханец прилетел в Нью-Йорк еще раз. Они встретились с Васто на набережной в его выходной. Эасец, стоя у парапета, делал вид, что разглядывает птиц на ломком льду. Купец Маади изображал, что пялится в бинокль на девушек на другой стороне реки.

– Мы не сможем вывезти адмирала т’Лехина через Байк-паркинг, – сказал Маади.

Будь он уроженцем не Дуурдухана, а Эас, все было бы на порядок проще. Никого не удивляло бы стремление соотечественников часто и плотно общаться друг с другом, и говорить можно было бы на языке, понятном лишь им двоим. Увы! Если бы «если» были монетами, все были бы богачами. Заговорщикам приходилось разговаривать по-хантски, а этот язык здесь знали многие. Васто нервничал, что их могут подслушать, заподозрить, задержать… Арестовать – это вряд ли, как дипломатическая персона секретарь посольства подлежал в худшем случае высылке, но такой аргумент его отнюдь не успокаивал. Недвижимость и власть на Дуурдухане, недвижимость и власть на Мересань – вот что манило его, вот какова была ставка. Проиграть и получить вместо этого позорный пинок под зад? Васто был весь, как на иголках, хоть и старался выглядеть невозмутимым.

– Почему не сможете?

– В порту усилили меры безопасности, – объяснил Маади. – Какой-то грязнюк пытался взорвать крейсер. Нашел время! Его несуразная эскапада спутала нам все планы.

– И что теперь делать? – о небо, неужто все сорвется?

– Вам придется ехать в Канаверал. Для вас это ближе и удобнее. Для нас, – он поморщился, – лишние хлопоты. Когда мы выйдем на орбиту, то свяжемся с вами. Вы сядете в любой шаттл, идущий к Луне, и попросите пилота сделать по пути стыковку. Подкупите его или припугнете, по обстоятельствам.

– А если не получится?

– Если не получится, прибудете на Луну, ликвидируете свидетелей, сядете на обратный челнок и попробуете снова.

Васто мысленно поежился. Ликвидировать свидетелей – легко сказать! Ему никогда не приходилось убивать. Более того, он был убежден, что это дурно. Хотя, конечно, недвижимость и власть стоят некоторых отступлений от пути совершенства.

– Хорошо. Допустим, мы пересаживаемся к вам. Но что дальше? Световой прыжок к Дуурдухану? Кому будет нужен адмирал т’Лехин через тринадцать лет? К тому времени т’Согидин успеет благополучно проиграть войну.

– У периметра нас ждут ГС-корабли, – Маади пожевал полными губами. Он и хотел бы сказать о командовании этих кораблей массу нелицеприятного, но не знал, как эасец к этому отнесется. Вдруг он в самом деле, по убеждению, на стороне Мересань и Гъде? – Вы пересядете на один из них, прочие будут играть роль прикрытия. Я дам вам рекомендательное письмо в гильдию торговцев Дуурдухана, и мы расстанемся.

– На тринадцать лет.

– Как минимум, – скучать по обществу эасца Маади не собирался. Не чувствовал он к нему симпатии, контакт исключительно по делу, а это дело пахнет не цветами. Разбегутся навсегда, и хорошо.

– Я понял, – кивнул Васто. – Как я узнаю, что пришла пора выдвигаться в Канаверал? Вам опасно приезжать сюда и видеться со мной, это может вызвать лишние вопросы.

– Я дам объявление на местной версии сайта Созвездия. – Напишу, что покупаю… – взгляд торговца упал на стоящих в отдалении рыбаков, – к примеру, спиннинги. Вы дадите подтверждение: мол, готовы продать партию в триста двадцать восемь штук.

– Почему триста двадцать восемь? Триста или триста тридцать было бы логичнее.

– Потому и триста двадцать восемь, что триста или триста тридцать может захотеть продать какой-нибудь землянин.

Маади искоса взглянул на визави. Эасцы – прожженные торгаши, как он мог не понять? Васто слишком боится, потому и тупит. Маади тоже боялся. Не за себя – за доверившихся ему паломников, за женщин-заложниц, оставшихся на гъдеанском эсминце. Но страх придавал ему силу и стойкость, страх заставлял мозг работать изворотливее. У Васто наоборот. Страх не давал ему мыслить трезво. Наверное, потому, что он боялся за себя.

Дверь в кабинет главврача Шварц распахнул ударом ноги. И рявкнул с порога:

– Суки!

– П-простите? – навстречу ему из-за стола стал подниматься седоватый доктор с реденькой бородкой.

– Не прощу ни хрена! Вот жалоба в ООН. В комиссию по правам человека, – на стол перед доктором плюхнулась пачка бумаги.

Доктор нашарил на столе очки, нацепил. И узнал Шварца.