Конец главы

- Ну, в этом смысле у нее все в порядке. Динни, что мне делать с этими вихрами? Вот наказание! Подстричь их опять?

- Пускай себе растут. Кто его знает, может быть, локоны снова войдут в моду.

- Скажи, зачем женщины так заботятся о внешности? Чтобы нравиться мужчинам?

- Конечно, нет.

- Значит, просто назло и зависть друг другу?

- Больше всего в угоду моде. Женщины - сущие овцы в отношении своей внешности.

- А в вопросах морали?

- Да разве она у нас есть? А если и есть, так создана мужчинами. От природы нам даны только чувства.

- У меня их нет.

- Так ли?

Клер рассмеялась.

- По крайней мере, сейчас.

Она надела платье, и Динни заняла ее место у зеркала.

Викарий трущобного прихода обедает не для того, чтобы изучать человеческую природу. Он ест. Хилери Черрел, который убил большую часть дня, включая и время еды, на выслушивание жалоб своей паствы, не делавшей запасов на завтра, потому что ей не хватало их на сегодня, поглощал предложенную ему вкусную пищу с нескрываемым удовольствием. Если даже он знал, что молодая женщина, обвенчанная им с Джерри Корвеном, разорвала узы брака, то ничем этого не выдавал. Хотя Клер сидела с ним рядом, он ни разу не намекнул на ее семейные дела и распространялся исключительно о выборах, французском искусстве, лесных волках в Уипснейдском зоопарке и школьных зданиях нового типа с крышами, которыми в зависимости от погоды можно пользоваться, а можно и не пользоваться. Иногда по его длинному, морщинистому, решительному и проницательнодобродушному лицу пробегала улыбка, словно он что-то обдумывал, но догадываться о предмете его размышлений позволяли только взгляды, которые он изредка бросал на Динни с таким видом, как будто хотел сказать: "Вот мы сейчас с тобой потолкуем".

Однако потолковать им не пришлось, потому что не успел он допить свой портвейн, как его вызвали по телефону к умирающему. Миссис Хилери ушла вместе с ним.

Сестры вместе с дядей и теткой сели за бридж и в одиннадцать удалились к себе наверх.

- Ты не забыла, что сегодня годовщина перемирия? - спросила

Клер, расхаживая по комнате.

- Нет.

- В одиннадцать утра я ехала в автобусе и заметила, что у многих какие-то странные лица. Вот уж не думала, что буду переживать это так остро. Мне ведь было всего десять, когда кончилась война.

- Я помню перемирие, потому что мама плакала, - отозвалась Динни. Тогда у нас в Кондафорде гостил дядя Хилери. Он сказал проповедь на стих: "И те служат, кто стоит и ждет".

- Люди служат лишь тогда, когда надеются что-то получить за службу.

- Многие всю жизнь трудятся тяжело, а получают мало.

- Да, ты права.

- А почему они так поступают?

- Динни, мне порой кажется, что ты в конце концов станешь богомолкой, если, конечно, не выйдешь замуж.

- "Иди в монастырь - и поскорее".

- Серьезно, дорогая, мне хочется, чтобы в тебе было побольше от Евы. По-моему, тебе пора уже быть матерью.

- С удовольствием, если врачи найдут способ становиться ею без всего, что этому предшествует.

- Ты зря убиваешь годы, дорогая. Стоит тебе пальцем шевельнуть, и старина Дорнфорд у твоих ног. Неужели он тебе не нравится?

- Он самый приятный мужчина из всех, виденных мною за последнее время.

- "Бесстрастно молвила она и повернулась к двери". Поцелуй меня.

- Дорогая, - сказала Динни, - я уверена, что все образуется. Молиться я за тебя не стану, хотя ты и подозреваешь меня в склонности к такому занятию, но буду надеяться, что и твой корабль придет в гавань.

XIV

Второй экскурс Крума в историю Англии был первым для трех остальных участников устроенного Дорнфордом обеда, причем по странному стечению обстоятельств, которому он, видимо, и сам способствовал, молодой человек достал такие билеты в Друри Лейн, что сидеть пришлось по двое: Тони с Клер - в середине десятого ряда, Дорнфорду с Динни - в ложе против третьего.

- О чем вы задумались, мисс Черрел?

- О том, насколько изменились лица англичан по сравнению с тысяча девятисотым годом.

- Все дело в прическе. Лица на картинах, которым лет сто - полтораста, куда больше похожи на наши.

- Конечно, свисающие усы и шиньоны маскируют выражение лица.

Но разве лица людей начала века что-нибудь выражали?

- Вы, надеюсь, не думаете, что во времена Виктории в людях было меньше характерного, чем теперь?

- Возможно, даже больше, но они его прятали. У них даже в одежде было столько лишнего: фраки, рубашки со стоячими воротничками, не галстуки, а целые шейные платки, турнюры, ботинки на пуговках.

- Ноги у них были невыразительные, зато шеи - очень.

- Согласна, но только насчет женских. А посмотрите на их меблировку: кисти, бахрома, салфеточки, канделябры, колоссальные буфеты. Они играли в прятки со своим "я", мистер Дорнфорд.

- Но оно все-таки то и дело выглядывало, как маленький принц

Эдуард из-под стола матери, когда он разделся под ним за обедом в Уиндзоре.

- Это был самый примечательный его поступок за всю жизнь.

- Не скажите. Его царствование - вторая Реставрация, только в более умеренной форме. При нем словно открылись шлюзы...

- Он уехал наконец. Клер?