Конец «Гончих псов»

Кантемировка… Лисичанск… Разве когда фон Риттен забудет эти непривычные славянские названия? Калейдоскоп тяжелых воздушных боев. Поспешное отступление под ударами советских танковых корпусов. Длинные многокилометровые колонны пленных: итальянцы, немцы, австрийцы, венгры, румыны. Как гигантские серо-зеленые гусеницы, они уползали в русский тыл по заснеженным дорогам. Для них война была закончена.

Карл промчался над такой колонной на бреющем полете. Немецкие и итальянские солдаты повалились в снег. Теперь они равнодушно поглядывали на краснозвездные самолеты и рыли носом землю при виде черных крестов.

Парадокс — немцы боялись немцев! А еще больше их страшила жуткая Сибирь, о которой они наслышались из выступлений «бездонной глотки» — Геббельса.

Промерзший снег визжал под железными шипами подметок. Немецкие сапоги и альпийские ботинки, в подошвах которых было больше железа, чем кожи, не столько грели, сколько леденили потерявшие чувствительность ноги. В полусожженных деревнях и селах их сверлили глаза русских женщин и детей: «Неужели эти жалкие, голодные, полузамерзшие люди принесли в Россию столько горя и смертей?»

«Гитлер капут!» — кричали они, пытаясь задобрить победителей. И это звучало так же естественно, как недавнее их «Хайль Гитлер!»,

3

В канун рождества остатки расклеванной в боях авиагруппы Вихмана были переброшены самолетом Ю-52 на базовый аэродром Тацинская. По слухам, просочившимся из штаба 4-го флота, их должны были здесь пополнить личным составом и укомплектовать боевой техникой. Это было совсем не то, что переформирование где-нибудь в фатерлянде, но целый месяц в тылу — это было как довесок к отпуску.

До отказа забитый боевыми и транспортными самолетами аэродром Тацинская работал с полным напряжением. Один за другим в мутное небо взлетали транспортные самолеты и, прячась в облаках, уходили на восток, туда, где советские армии все туже затягивали петлю, наброшенную на шею группировки Паулюса.

Почти одновременно с их самолетом к пустому капониру подрулил вернувшийся из Сталинграда Ю-52. Судя по отличительному знаку, нарисованному под пилотской кабиной, оранжевой свинье, играющей на скрипке, этот экипаж был из авиашколы «Швейнсглеге». Гофрированный дюраль фюзеляжа и плоскостей у Ю-52 в нескольких местах был прошит осколками зенитных снарядов.

Не успел он еще выключить все моторы, как около самолета уже стояло два санитарных фургона.

«Это у них отработано неплохо», — подумал Карл, глядя, как санитары, вооруженные носилками, бегом направились к грузовым дверям самолета.

Картина выгрузки стонущих раненых производила удручающее впечатление. Грязные, обмороженные, небритые, закутанные от холода в какое-то тряпье, они совершенно утратили бравый воинский вид, присущий германскому солдату.

Карлу захотелось поговорить с пилотами, прилетевшими из котла. Но разговора не получилось. Опустошенные и издерганные, они еще не успели отойти от пережитого и молча курили, жадно затягиваясь табачным дымом.

— Ну, как там дела? — спросил Карл у капитана, лицо которого показалось знакомым. Но командир «юнкерса» ничего ему не ответил. Зло махнув рукой, он пробормотал проклятье и отвернулся к подъезжающему трехтонному тягачу «ханомаг», кузов которого был забит ящиками и бочками.

— Шевелись с погрузкой! — крикнул он унтер-офяцеру, сидевшему рядом с водителем. — Через час летим вторым рейсом.

«Какие-то здесь все ненормальные…» — подумал Карл, ежась от морозного ветра.

Как аэродром был забит транспортной авиацией, стянутой сюда со всей Европы, так и станица Тацинская была переполнена расквартированными в ней летно-техническим составом авиагрупп, подразделениями охранной дивизии, персоналом авиабазы и фронтовых складов, с которых исходило снабжение 6-й армии, окруженной под Сталинградом.

Фон Риттена определили на постой в дом, уже занятый экипажем командира транспортного авиаотряда. Несмотря на тесноту в домике, капитан Герман Шютце встретил Карла не только вежливо, но и гостеприимно:

— Размещайтесь, майор, на соседней кровати, — предложил он, проведя фон Риттена в маленькую горницу. — Надеюсь, что вы не откажетесь встретить с нами рождество и разделить праздничную трапезу.

— Черт побери! — спохватился Карл. — Я совсем забыл, что наступает праздник. Принимаю ваше предложение с глубокой благодарностью.

— Начало в девять вечера, — предупредил Шютце. — Засиживаться долго не придется. Людям рождество, а вам с утра в Сталинград.

До самой темноты Карлу пришлось вместе с Бауманом решать неотложные задачи по расквартированию авиагруппы.

Прибыв на квартиру в назначенное время, Карл еще в прихожей почувствовал дразнящие запахи жареного мяса. Когда же он увидел праздничный стол, то присвистнул от удивления. Он был накрыт с давно не виданной роскошью и ломился от колбас, сыров и консервов, а среди этого изобилия возвышалось большое блюдо с целиком зажаренным поросенком. От этикеток французских вин и коньяков рябило в глазах.

— Шикарно живете, камерады, — позавидовал Карл, — возьмите меня к себе в экипаж, хотя бы стрелком-радистом.