Конец января в Карфагене

Лёва Шульц придумал Глафире новую кличку — Козак Фирóта. Сразу после анекдота про козака Голоту. Определенная часть молодежи переключилась с фотокарточек на фирменные плакаты. Стали спрашивать, а главное — платить и покупать. Брежневский размах отчасти коснулся и робких подростков. Солиднее иметь на стене огромный фотопортрет своего кумира. «Ч/б» напоминает порнографию, которой бредят только взрослые и дети. Правильно, мальчики подросли, стали сами зарабатывать самостоятельно. Детская ванночка становится тесна, но, чтобы выскочить из нее, личинке необходимо нездоровое стремление. Например, «украсить стены плакатами любимых исполнителей». Я каждый день что-нибудь новое продавал, регулярно обменивая мелочь на бумажные деньги, заменявшие мне высокие оценки, каких я давно не получал.

Глафира — Козак Фирота — тоже переключился на «бумагу». Почти все, поразмыслив, находили что-то себе по вкусу. Ничего не брал один Шульц. Но как в песне поется: «Лёва долго собирался, не решался, опасался…». Плюс строгие родители. Потом все-таки клюнул. И на что, главное? Козак Фирота приносит Лёве папочку с вырезками. Лёва видит Иисуса Христа в терновом венце. Крупняк — пот, волосы с кровью. Заплатил пятерик. Выходим мы с Глафирой на Дзержинского, закуриваем, так чтобы соседи не видели меня с сигаретой. Я молчу, жду, когда он сам признается. Проходим мимо завода имени Войкова, там постоянная тень, и Глафира спокойно, вроде и не мне, сообщает: «Шульц думает, это Ян Гиллан. Хуй — это Тэд Нилли». Кадр из фильма. Режиссер Норман Джуисон. В фильме Гиллана нет. Сейчас об этом знают многие, а тогда можно было наёбывать еще и не так.

Про этот завод… Вернее, насчет самого Войкова всплывают какие-то чудовищные подробности. В одном из его цехов началась трудовая биография Навоза (это нормально) и там же с ним прощались, провожая в последний путь. Все там будем. Если бы я думал иначе, не торопился бы увековечить моих знакомых. Войков будто бы отрезал царю Николаю палец с перстнем, когда тот бы уже мертв. Где-то мне вообще читали, что головы членов царской семьи, отделив от туловищ, подвергли консервации и в особых емкостях тайно вывезли в Англию. Кстати, Сермяга тоже туда собирался с Мандой Ивановной, к тёте.

Я свидетель — Глафира сплавил Шульцу под видом Гиллана какого-то Теда Нилли в терновом венце. Интересно, куда Лёва его повесит в таком виде? Если учесть, что пропаганда этих вещей множество раз делала невыносимой жизнь лёвиным и глафириным предкам. Может быть, в Лондон под видом Николая тоже отправили совсем другую голову?

А где-то люди ворочают иконами. «Ангел пустыни», «Святой Лука», а тут мы потрошим журнальчики, звóним советским юношам с дьявольскими предложениями: «Ну? Шо ты надумал? Смотри, а то уйдет…» Нас должны презирать.

Живопись, равно как и классическая музыка, меня с младенчества раздражает. Намёки, намёки! Не вижу, не чувствую. А от тех, кто в этом волокёт, рыгать хочется. Посмертные шедевры Джими Хендрикса можно слушать, если между его гитарными поливами будут вмонтированы куски Северного.

Посещение моего дома Глафирой и Джоном отдает евангельским эпизодом. Неслучайная случайность, из которой потом могут, чорт знает что раздуть. Почему именно ко мне? Разве в округе мало сверстников с аппаратурой? И не покуришь, и не матюкнешься. И еще одна загадочная деталь, из тех, что остаются неразгаданными, потому что никто не хочет признавать, что обращали на нее внимание в прошлом.

Стоунз. Стоунз тоже знал про этот снимок с задней стороны обложки. Собственно группа Cactus — четыре классических чувака переходят улицу. Все четверо сфотографированы со спины. Впереди кирпичный фасад, стеклянная дверь с табличкой «Christian Science reading room». И Стоунз зачем-то утверждал, будто у вокалиста вместо руки протез («протезная рука»). А на фото прекрасно видно, что обе руки молодого человека целы и невредимы. Может быть, у всех этих калек из Библии тоже была левая инвалидность? Почему Стоунз обманывает себя и меня, а Азизян готов повторять эту неправду с закрытыми глазами?

Вот я и спрашиваю Лёву Шульца:

— Куда делся Джон?

— А ты разве знал его?

— Конечно, Вовка приводил его, слушали «Restrictions».

— Не может быть!

— Почему, разве я прокаженный?

И тут Лёва, в свойственной ему манере, сбивчиво и бессвязно (иногда это лучший способ доведения до сведенья) рассказал мне, что Джона послали открывать не то цистерну, не то резервуар с горючим. За день обшивка накалилась, поэтому, когда Джон отвинтил крышку, из отверстия ударили газы, он потерял сознание, свалился внутрь и утонул.

* * *