Читаем Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде полностью

Одной из главных проблем издания в советской России тридцатых годов переводов иностранной художественной литературы было отсутствие надежных и актуальных сведений об иностранных книжных новинках, а также возможности получать их для перевода. Периодические издания, в задачу которых входил обзор иностранной книги — орган МОРП «Литература мировой революции» (вскоре переименованный в «Интернациональную литературу») и выходивший раз в два месяца журнал научно-исследовательского критико-библиографического института ОГИЗа «Иностранная книга» — давали сильно идеологизированные и отрывочные сведения о книгах прореволюционно и антифашистски настроенных писателей, по большей части не западно-европейских, а турецких, египетских, японских. Регулярная почтовая связь с русскими эмигрантами в Европе, существовавшая в двадцатые годы, когда «Время» могло получать заграничные книжные новинки из Парижа или Праги, совершенно прекратилась; заказывать книги за границей «Время», лишенное валютных лимитов, могло лишь с оплатой в рублях, то есть либо через знакомых иностранных писателей, прежде всего членов МОРП (Международного объединения революционных писателей), регулярно бывавших в Советском Союзе, либо через монополизировавшее с 1929 года книжную торговлю СССР с заграницей АО «Международная книга», крайне неэффективное. На редакционном совещании в октябре 1933 года обсуждался вопрос о том, что «слабой стороной Издательства является отсутствие информации о новой иностранной литературе», назначено было «особое лицо, ответственное за правильную и полную информацию и за своевременное пополнение портфеля» — А. А. Франковский; А. А. Смирнов указал «ряд источников для информации» (протокол редакционного совещания, 1 октября 1933 г.). В частности, издательство обращалось за советом к Д. П. Мирскому (см. письмо ему от 2 декабря 1933) и к Леону Муссинаку, французскому писателю, члену МОРП, жившему в то время в Москве (недат. (сентябрь-ноябрь 1933 г.) письмо)[781]. Члены МОРП и другие авторитетные для власти лица, такие как А. В. Луначарский, представлялись не только источниками оригиналов книг и рукописей для перевода, но и гарантами их идеологической легитимации. Сразу надо сказать, что новая диспозиция не сработала.

«Лабораторное качество»

«общественно-значимых» изданий

Разработкой состава и идеологии социально-революционной серии, упоминавшейся как руководством издательства, так и советскими исследователями в качестве центрального для существования «Времени» 1930-х годов объекта, занимался в конце 1931 года Г. П. Блок, пользуясь советами П. К. Губера (см. письмо последнего Г. П. Блоку от 11 ноября 1931 г.) и А. Н. Горлина, активно стремившегося в эти годы к сотрудничеству со «Временем»[782]. По совету Горлина состав серии был предельно расширен, включив не только «историко-революционный», но и «социально-революционный роман», и оставался открытым не только для иностранной классики, «разработка которой считается как бы „заповедной“ областью Госиздата», но и для новинок иностранной литературы, «которые появятся на Западе после принятия плана серии и уже во время работы над нею» (письмо А. Н. Горлина к Г. П. Блоку от 9 ноября 1931 г.). В редакционном плане 1932 года был представлен состав серии из 44 заглавий книг, выстроенных по признаку описанной в них исторической эпохи / социально-революционного события: «1. Современность и недавнее прошлое» («Девятое ноября» Б. Келлермана, «Джимми Хиггинс» Э. Синклера, «Манхэттен» Д. Дос Пассоса, «Десять дней, которые потрясли мир» Д. Рида, «Год рождения 1902» Э. Глезера, «Будденброки» Т. Манна); «2. Рабочее движение в Англии в 19 в.» («Ширлей» III. Бронте, «Альдон Локк» Ч. Кингсли и др.); «3. Парижская Коммуна» («Инсургент» Ж. Валлеса, «И.Н.Ц.И.» Л. Кладеля и др.); «4. Социально-революционное движение XIX в. в западно-европейских странах» («Жерминаль» Э. Золя, «История одного преступления» В. Гюго и др.); «5. Освободительное движение XIX в. у славянских народов» («Шпион» И. И. Крашевского, «Ранняя весна» С. Жеромского); «6. Итальянское освободительное движение» («Овод» Э. Л. Войнич); «7. 1848 год» («Мадонна баррикад» Л. Стрэчи, «Железо в огне» К. Фибих и др.); «8. Великая Французская Революция» («93-й год» В. Гюго и др.); «9. Английская революция XVII в.» («Записки кавалера» Д. Дефо); «10. Средневековье» («Кола-ди-Риенци» Э. Бульвер-Литтона и «Народный вождь Георг Енач» К. Ф. Мейера) и, наконец, «11. Античность», представленная «Спартаком» Р. Джованьоли, и «12. Восток» («Нана-Саиб» Д. Ретклифа).

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука