Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Многоуважаемый товарищ консультант, я прошу Вас ответить на интересующие меня вопросы.

Образование получил в объеме школы десятилетки. С 1930 г. работаю на «Красном Путиловце» (рабочий стаж 8 м<есяцев>.). Сын служащего — отец бухгалтер. Готовился в ВУЗ на курсах; получил командировку, но в приеме отказали. Сейчас записался в литературный кружок при одной из библиотек (кружок с творческим уклоном). Вот краткие сведения обо мне.

1. Объясните пожалуйста более понятными «осязаемыми» словами понятие слова истина. Я читал № 2 «Лит. учебы» статью Тымянского: «Марксизм и философия». В общем я ее понял, но только не могу хорошо прояснить себе, что такое истина. <…>

Подписчик журнала «Литературная Учеба» Виктор Андреевич Фемистоклов.

(ед. хр. 243, л. 23)

Спектр «разномыслия» начинающих литераторов широк. Девиации здесь скорее норма, чем отклонение. Однако в целом «политика знания» почитателей «Литературной учебы» ясна: они хотели и настойчиво требовали, чтобы их научили думать «правильно», в соответствии со стандартами советской профессиональной литературы. «Школы жизни и классового опыта», о которых писала М. Рыбникова, им на самом деле явно не хватало; необходимы были подробные инструкции, как себя вести и что делать. Недостающие навыки социализации они пытались восполнить в том числе и чтением.

Читатель как читатель

Мы уже говорили о том, что в своем большинстве аудитория «Литературной учебы» читала не слишком много, однако более или менее четко определить объем и характер потреблявшейся ею литературной продукции сложно. Исходя из общего уровня образования, следует предполагать, что бэкграунд определялся — причем часто с поправкой на специфику сельского обучения — программой семилетней школы, которая далеко не всегда была хорошо усвоена. В то же время заинтересованность в книгах варьировалась от «почти ничего не читал» до внимания к довольно экзотической литературе. Судить о круге чтения можно как по упоминаниям в письмах, так и по «реконструкциям» консультантов, отыскивавших те или иные влияния в присланных текстах.

На первый взгляд, письма позволяют восстановить сравнительно пеструю картину чтения, однако с самого начала необходимо учитывать, что лишь небольшое их количество вообще информирует о предпочтениях адресантов. «Студент-книжник» — исключение, а не правило. Если разбить книги на несколько условных групп и расположить в порядке наибольшей популярности, то приблизительно ситуация будет выглядеть так.

Русская классика XIX века:

А. С. Пушкин, Л. Н. Толстой, А. П. Чехов, М. Ю. Лермонтов, Н. А. Некрасов, И. С. Тургенев, С. Я. Надсон, И. С. Никитин, А. В. Кольцов, С. Д. Дрожжин, Т. Г. Шевченко, Н. Г. Чернышевский, Ф. М. Достоевский, Н. С. Лесков, П. И. Мельников-Печерский, Козьма Прутков, А. Н. Майков, А. А. Фет, А. Н. Плещеев, Г. И. Успенский.

Современная поэзия:

С. А. Есенин, Д. Бедный, А. А. Жаров, В. В. Маяковский, М. А. Светлов, Н. С. Тихонов, Дж. Алтаузен, Я. II. Бердников, А. А. Блок, Н. Н. Браун, Г. В. Иванов, М. В. Исаковский, В. В. Каменский, О. Э. Мандельштам, Б. Л. Пастернак, А. А. Прокофьев, В. М. Саянов, А. А. Сурков, В. Хлебников.

Проза и драматургия XX века:

М. П. Арцыбашев («Санин»), И. А. Бунин, Вс. В. Иванов, А. А. Караваева («Лесозавод»), Б. А. Лавренев, Ю. Н. Лебединский, П. А. Оленин («Тайна Володи мальчика»), Б. А. Пильняк, С. П. Подъячев, А. А. Фадеев, Д. А. Фурманов, М. Ф. Чумандрин, М. А. Шолохов.

Зарубежная литература:

И. Гете, Стендаль, О. Бальзак, П. Беранже, И. Бехер, А. Гайе, Г. Гейне, М. Голд, Р. Гузи, Дж. Дос Пассос, Э. Золя, О’Генри, Р. Роллан, М. Сервантес, У Уитмен, Б. Шоу, Книги о Картуше, Книги о разбойнике Антонио Порро, Гомер.

Периодика и серийные издания: