Конец охоты

Ни Шева, ни Пауль не поняли, что произошло. Просто кони вдруг застыли на месте, а всадники вылетели из седел, но не кубарем, через голову, а неестественно плавно, словно воздух обратился в пух, смягчивший каменистую землю.

Обернувшись к стоящему за ее спиной Иисусу, Шева заметила, как тот опускает руку. Он улыбался, и улыбка его была почти виноватой.

— Вот и все. Их души улетели в бескрайнюю даль.

— Они умерли? — спросил Пауль, невольно вспоминая ту легкость, с которой другой Иисус умертвил посланца, принесшего весть о нападении римлян на зелотов.

— Что ты! — испугался Иисус. — Они живы. Не вправе искушать себя властию над жизнью тот, кто обладает Силою мира, ибо вожделение оной есть величайший из грехов. Но человек не должен быть подвластен греху! Если рука тебя вводит в грех, отруби ее! Лучше тебе войти одноруким в жизнь, чем с обеими руками войти в геенну, в неугасимый огонь. Если нога твоя вводит тебя в грех, отруби ее! Лучше тебе войти в жизнь одноногим, чем с обеими ногами оказаться в геенне. Если твой глаз тебя вводит в грех, вырви его! Лучше тебе одноглазым войти в Царство Бога, чем с обоими глазами оказаться в геенне! — Сказав это, Иисус лукаво подмигнул своим спутникам. — Их души посетят иные миры, а потом вернутся. Но это случится лишь к вечеру, когда мы будем уже далеко.

— Что ж, — промолвила Шева, — тогда давайте позаботимся о том, чтобы далеко стало еще дальше.

Вскоре они действительно были далеко от места, где остались лежать всадники, посланные мудрым книжником Хананом. Когда же они очнулись и с удивлением обнаружили, что валяются в пыли, трое неприметных путников миновали пределы Иерусалима и вышли на дорогу, ведшую на север. К ночи они добрались до Гивы, где их ждали ученики во главе со вторым Иисусом. При появлении гостей все сидевшие вокруг стола дружно поднялись, а тот, кого звали Иисусом, провозгласил:

— Здравствуй, возлюбленный брат мой! Наконец-то мы видим тебя!

— Здравствуй, Учитель! — поддержал стоявший ближе всех Симон, прозывавшийся также Петром.

И пришедший издалека путник открыл лицо и ответил, обращаясь к стоящему первым Симону Петру, а потом и к тому, кто поприветствовал его:

— Здравствуй и ты, Петр, здравствуй и ты, возлюбленный близнец мой Фома!

И кто-то запомнил эти слова и передал их некоему Варфоломею, который и начертал их в своем Евангелии, так и не признанном единоверцами истинным.

Он беседовал с ними на еврейском языке, говоря: «Здравствуй, мой уважаемый епископ, Петр, здравствуй, Фома, мой второй Христос».

Так начертал старец Варфоломей. Начертал, ввергнув в недоумение и соблазн потомков…

10

Прекрасного скакуна редкой масти подменил осел, как две капли воды похожий на того, что был куплен пару дней назад, а потом отпущен на волю Шевой. Быть может, это был именно он. Кто знает? Но скорее всего, нет, ибо эта скотина характер имела мирный и покладистый. Хотя не исключено, что причиной покладистости был человек, наделенный силой повелевать не только звездами, но и бессловесной тварью.

Именно на осле Иисус, прозываемый еще Учителем праведности, решил въехать в обитель Тьмы и гнездилище всевозможных пороков — Иерусалим. Многим ученикам его намерение казалось нелепостью, и они требовали, чтобы Иисус воссел на коня, приобретенного накануне — прекрасного жеребца, красотою и статью ничуть не уступающего тому, которого избрала для путешествия в Кумран Шева. Но Учитель праведности воспротивился, и по этой самой причине Фома и некоторые из учеников ссорились с ним.

— Глупо! Глупо! — кричал Фома, и тонкие губы его были бледны от гнева. — Преступно глупо, когда Мессия, с таким нетерпением ожидаемый паствой, явится к ней верхом на животном, достойном раба или нищего! Что скажут на это те, кто ждет тебя?!

— То же, что говорю и я, — улыбнулся Иисус. — Да смиренны будут нищие духом. Да будешь смиренен и ты, близнец мой Фома.

Свекольная краска брызнула в щеки Фомы.

— Я не нищ духом! И мне ни к чему смирение! Я жажду взрыва, великого взрыва, какой перевернул бы древнюю землю Израиля.

Но во взоре Иисуса было смирение.

— И я жажду взрыва. Но мой взрыв перевернет всю землю.

— Нищие духом неспособны взорвать землю! — встрял Иаков, один из братьев, прозванный за ярую натуру Сыном Грома.