Конец партии: Воспламенение (СИ)

Неизвестно как, но мне удалось попасть в цель. Лицо Огюстена разгладилось, на нем всплыла смущенная гримаса, как у человека, который ненароком сболтнул что-то лишнее и не знал теперь, как правильно вывернуть разговор. Что ж, мы с ним теперь были квиты: оба поставили друг друга в неловкое положение. Но я не собиралась дожидаться его ответа, как и продолжать этот странный разговор - протиснулась мимо него и, бросив на прощание нечто вроде “Мне пора, до скорого”, была такова.

Закрывая входную дверь, я чувствовала, что Огюстен смотрит мне вслед, но старательно подавила всякое желание обернуться. Теперь главным было не столкнуться с Максимилианом, и я, мысленно вознеся молитвы всем известным богам, чтобы этого не произошло, поспешно поднялась по лестнице - чтобы увидеть в метре от себя чуть размазанный в полумраке коридора, но все равно знакомый силуэт.

Пожалуй, теперь я с полным правом могла назвать себя атеистом.

- Э… - положение было катастрофическим, мы были совершенно одни, и я после вчерашнего прекрасно знала, что одного прикосновения белых, холодных рук будет достаточно, чтобы я безвольно обмерла и позволила делать с собой, что заблагорассудится. - Ма… Максимилиан…

Имя прокатилось по языку инородным телом, и я поняла, что никогда до этого не произносила его вслух. Но глупо было ограничиваться официальным “гражданин Робеспьер” после того, как я вчера трогала его за… ну нет, об этом я не могла думать спокойно, хотелось то ли смеяться, то ли плакать.

Он молчал, буравя меня взглядом, и мне стало совсем страшно. Какие мысли сейчас бродят в его голове, я не могла представить без того, чтобы у меня душа, испуганно пискнув, не ушла куда-то в пятки. А он даже не шевелился, застыв, как статуя, и я воспользовалась его замешательством - осторожно, не касаясь даже ткани его сюртука, просочилась мимо, прижавшись спиной к стене, затем опрометью бросилась в свою комнату и захлопнула дверь. Сердце билось так, будто я только что преодолела марафонскую дистанцию.

- Чертов… чертов… - я не смогла подобрать подходящего эпитета для определения Робеспьера, и принялась переодеваться, стараясь не думать о том, что будет, если я открою дверь и увижу, что он стоит на том же месте, поджидая меня. Или, что хуже, торчит на пороге, как в лучших традициях триллера. Я не была уверена даже, смогу ли закричать, да и в том, что кто-то прибежит мне на помощь, у меня почему-то были сильные сомнения…

Но мои худшие опасения не имели под собой никакой почвы - осторожно приоткрыв дверь комнаты, я увидела, что коридор пуст. С облегченным вздохом я прокралась к лестнице и, никем не замеченная, вышла из дома. Огюстен на моем пути тоже не попался - очевидно, братья удалились обратно на заседание.

Очутившись на улице, я рассмеялась, будто только что избежала смертельной опасности, а потом бодрым шагом направилась прочь. Хоть погода была пасмурная, небо с самого утра затянули тучи, между которыми не было ни единого солнечного просвета, я чувствовала себя в настроении прогуляться по городу пешком, вдыхая свежий воздух и наблюдая за тем, что происходит вокруг. О том страхе, который преследовал меня в первые дни моего пребывания здесь, я успела уже позабыть, а если вспоминала, не могла сдержать смешка. В конце концов, Париж начала двадцать первого века был (будет?) не менее опасен, но по нему я спокойно путешествовала ночью, разве что в самых темных местах решая ускорить шаг. Пожалуй, прав был тот, кто сказал, что человек может привыкнуть ко всему.

 

Люсиль не обманула - было действительно весело. Не чета вчерашним посиделкам в компании одного лишь Робеспьера - сегодня у Демуленов собралась по-настоящему пестрая, веселая и необычная компания, и я впервые за день ощутила, что тревога и страх оставляют меня, а я наконец-то нахожусь там, где хочу и должна находиться.

Дантон действительно оказался полной противоположностью Максимилиану, как внешне, так и манерой вести себя - лицо его, широкое и испещренное следами оспы, не имело ни малейших признаков красоты или утонченности, но постоянно блуждавшая на нем искренняя добродушная улыбка подкупила меня, как чемодан долларов - прожженного взяточника. Вдобавок ко всему Дантон почти беспрестанно говорил, и его остроумные экспромты не раз заставляли меня вместе с остальными сидящими за столом буквально покатываться со смеху. Шуточки эти были грубоваты, но тонкий юмор я бы все равно не поняла - все-таки моих умений не хватало, чтобы понимать изысканные игры слов, поэтому я была благодарна громогласному заводиле за то, что он не особо мудрствует. А вот сидевший рядом со мной длинноносый мужчина по имени Фабр то и дело принимался кого-то цитировать, что вызывало у всех взрывы смеха, а у меня - лишь улыбку, натянутую для того, чтобы не казаться тупой. Пожалуй, из всех имен, что безостановочно сыпались из моего соседа, мне было знакомо только имя Мольера, но я благоразумно решила сидеть тихо и не вставлять своих замечаний, благо так и не смогла вспомнить - написал он “Отелло” или “Женитьбу Фигаро”.