- Как? - спросил он, прокашлявшись. Я бросила еще один взгляд на чужие пометки, поняла, что ни черта не разбираю их - даже у моего районного терапевта почерк был понятнее, - и повторила, подняв глаза к потолку:
- Нагишом. В ванной, если вас интересуют подробности.
- Я не знал, - признался Робеспьер, быстро-быстро помешивая чай. - Я никогда к нему не заходил, и… но я слышал, он болен.
- Об этом тоже неплохо было бы предупредить, - недовольно протянула я. - Я чуть коньки не отбросила, когда увидела. Знаете, как жутко смотрится?
- Верю, верю, - Максимилиан поспешно кивнул. - Но я действительно не мог этого знать.
Все-таки я не была всерьез зла на него, ибо меня занимало другое, поэтому и не стала продолжать разговор. Я открыла рот, чтобы сказать что-то примирительное, но тут в гостиную ворвалась сияющая, переводящая дыхание Элеонора.
- Максим! - воскликнула она с каким-то неизъяснимым восторгом. - Розы зацвели!
Робеспьер отставил чашку на блюдце и порывисто поднялся. Глаза его загорелись почти что счастливо, а на бледном лице проступил яркий, совершенно живой румянец. Эта метаморфоза до того меня поразила, что я, как раз в этот момент думавшая погрызть кончик ручки, пронесла ее мимо рта и пребольно ткнула себе в щеку.
- Иди, посмотри! - позвала его Элеонора и выбежала из дома первая, мгновенно растаяв в заливавшем двор свете свежего апрельского солнца. Максимилиан вышел следом - я, хитроумно изогнувшись, увидела, как Нора берет его за руку и, не прекращая что-то звонко щебетать, ведет вглубь сада.
- Двинутые, - буркнула я себе под нос и, оттолкнув от себя бумаги, подлила в свою чашку еще заварки.
Перед очи Марата я явилась в тот же день, решив не откладывать, и плохую новость озвучила с порога:
- Я ничего не исправила.
- Тогда почему пришла? - ровно осведомился он. Встретил он меня в том же положении, в каком и в первый раз - сидя в ванне, и у меня создалось впечатление, что за все прошедшее с нашего свидания время он вовсе из нее не вылезал.
- Потому что не могу разобрать ваш почерк, - отрапортовала я, кладя бумаги на столешницу перед ним. - Для меня это просто каракули. Вы можете писать разборчивее?
Он посмотрел на листы, затем на меня и тяжело вздохнул, как вздыхает врач, имеющий дело с безнадежным умственно отсталым.
- Специально для тебя, конечно же, буду писать печатными буквами, - сарказм в его голосе услышал бы даже глухой.
- Или озвучивайте свои претензии вслух, а я буду записывать, - миролюбиво предложила я, не желая лишний раз конфликтовать. Марат еще раз бегло проглядел содержание первого листа, барабаня пальцами по столешнице, потом еще раз посмотрел на меня с каким-то непонятным оценивающим выражением, и вдруг рубанул ни с того ни с сего:
- Сядь.
Я опустилась на ставший мне почти родным соломенный стул. Что-то подсказывало мне, что сейчас я услышу нечто очень важное.
- У меня нет времени чесать языком, - решительно заговорил Марат, откладывая мою писанину в сторону: судя по всему, она его больше не интересовала вовсе. - Враги повсюду, и болтовней их не победишь. Хочешь помогать мне - отлично. Я сейчас, как видишь, из дома выйти не могу, а лишние глаза и уши мне не помешают. Поэтому слушай внимательно…
Дверь ванной открылась, и к нам присоединилась Симона. В руке у нее было дымящееся блюдо, доверху наполненное ноздреватыми и неказистыми на вид, но источавшими поистине божественный запах булочками. Я шумно сглотнула слюну, наблюдая, как блюдо опускается перед Маратом, и постаралась сдержать завистливый вздох, но тут Симона с милой улыбкой обернулась ко мне:
- Вы тоже угощайтесь, гражданин. Не стесняйтесь.
- Спасибо, - бормотнула я, хватая верхнюю булочку и впиваясь в нее зубами. Это оказалась даже не обычная сдоба, а пирожок с потрясающе сочной яблочной начинкой, и мне на секунду показалось, что я нахожусь в раю. Марат, недолго думая, последовал моему примеру, прожевал первый кусок и заговорил снова:
- Ты, конечно, слышала про Дюмурье.
- Угу, - больше ничего произнести я не могла, рот был набит.
- Я предупреждал о том, что он нас предаст, но меня, как всегда, не послушали… но это дело прошлое. Главное - в Париже у него остались сообщники.
- А-ха? - я постаралась изобразить искреннее изумление, но со щеками а-ля хомяк, наверное, вышло не очень убедительно. Марат усмехнулся:
- Конечно. Не стал бы он действовать один. И все они получают деньги из одного и того же источника.
- М-м-м… - с трудом, но я все-таки проглотила гигантский кусок пирожка. - Англия?
- Например, - согласился редактор (теперь-то я могла его так про себя называть?). - Или Австрия. Это не так важно. Нам нужны доказательства.
- А-а-а-а, - я начала понимать, к чему он клонит, и заставила себя не надкусывать пирожок опять, а сначала выразить свою мысль. - Какой-то компромат? Вы об этом?
- Не знаю, что такое “компромат”, - он пренебрежительно махнул рукой, - но у меня будет для тебя поручение. Ты часто бываешь в Конвенте?
- Ну… вообще не очень, но если надо…
- Надо, - отрубил он. - Тебе нужен Шарль Барбару.