Конец режима: Как закончились три европейские диктатуры

Миллионная демонстрация в Мадриде в поддержку демократии прошла на следующий день, когда с путчем было покончено. Но вечером и ночью 23 февраля горожане не вышли к парламенту защитить депутатов и правительство, не блокировали казармы потенциально опасных армейских частей, той же дивизии Брунете, не строили баррикад, не собрались у органов демократической власти и штаб-квартир политических партий, не заполнили площади и улицы, не встали у комплекса зданий телевидения на Прадо-дель-Рей.

В соседней Португалии во время каждого выступления силовиков, а это две попытки правого путча, одна — левого и сама апрельская революция, толпы людей выходили на улицы поддержать военных или остановить их. Одни сами, другие по призыву политических партий, профсоюзов, священников. В Мадриде и Валенсии политические партии, даже социалисты и коммунисты, которые могли не пережить успешного переворота, в некоторых отделениях жгли членские списки, но не звали народ на улицы, готовились скорее к новому подполью, чем к сопротивлению.

Все газеты, радиостанции и телеканалы единодушно осудили переворот. Но почти все сделали это на следующий день — 24 февраля. Вечером 23 февраля только газета El Pais напечатала специальный выпуск в поддержку демократии против переворота, и только частное радио транслировало начало переворота в прямом эфире, другие станции лишь дали в новостях куски этой трансляции и начали обсуждать происходящее.

Знаменитые 20 с лишним минут видеозаписи начала переворота тоже показали на следующий день. Пока телевизионщики думали, как отредактировать запись из парламента для вечерних новостей, подразделение дивизии Брунете заняло телевидение. На этих кадрах видно, как уходящий премьер-министр — бывший фалангист Суарес, генсек компартии Каррильо и бывший участник франкистского переворота 1936 г. вице-премьер по обороне генерал Мельядо демонстративно не покоряются путчистам. Но на тех же кадрах видно, как сотни других депутатов, включая коммунистов и социалистов, подчинились и опустились под скамьи, как и все министры правительства, кроме тех же Суареса и Мельядо.

Трое непокорных были на тот момент самыми изолированными, самыми ненавидимыми и поэтому самыми обреченными, готовыми к смерти и к предсмертному историческому жесту участниками парламентского заседания 23 февраля. Мельядо ненавидело консервативное большинство армии во главе с генералом Милансом, Каррильо ненавидели все, кто в давней гражданской войне так или иначе ассоциировал себя со стороной победителей, у которых украли победу. Похищение этой победы и разрушение стоявшей на ее фундаменте страны воплощал коммунист Каррильо, нагло заседающий в парламенте. Суарес был тем самым человеком, который организовал коварное похищение победы, когда демонтировал основанный на ней государственный строй. А последние месяцы фрустрации, безвластия и бездействия оттолкнули от него политический класс рождающейся новой Испании. Не покорились те, кому было терять меньше других, люди, для кого успех переворота означал неминуемый конец их свободы, политического, а возможно, и физического существования.

И все же в Португалии после 40 лет диктатуры и в посттоталитарной Москве 1991–1993 гг. в ответ на попытки путчей люди выходили защитить телевидение и радио, блокировать военных, вставали рядом со штабами своих политических вождей. Конечно, они делали это не во время пика диктатуры, а в период трансформации, когда навык уличного протеста уже сформировался. Но Испания тоже проходила период трансформации, и здесь мирный уличный протест вошел в привычку.

Разумеется, в отличие от Лиссабона и Москвы, в Испании на месте был верховный арбитр и главнокомандующий — король Хуан Карлос, который сформировал временное техническое правительство, а большая часть армии не участвовала в путче. Но ведь позиция короля долго не была до конца ясна широким слоям граждан, он смог передать свое обращение только спустя семь часов после начала переворота. Люди могли выйти, чтобы заявить о своем неприятии компромисса с путчистами, подтолкнуть короля к действию, ободрить противников путча во власти. В конце концов, и в Португалии середины 1970-х, и в России начала 1990-х действующие органы власти тоже были на месте и даже частично участвовали в путчах, а большая часть армии тоже оставалась в казармах. Значит, спокойствию, выжидательному оцепенению испанцев должно быть еще какое-то объяснение.

Все предыдущие годы испанцы наблюдали, как сверху, из самого центра власти, из дворцов короля и премьер-министра, совершается успешная трансформация политического режима. Возможно, они ожидали, что и этот кризис будет разрешен сверху. Интуиция могла подсказывать им, что властный центр, который завершил 40-летнюю диктатуру, должен справиться и с попыткой реванша.