Конец «Русской Бастилии»

Все последующие недели и месяцы она была занята одним делом. Разыскивала таких же, как она сама, обездоленных: матерей, жен, сестер узников Шлиссельбургской крепости. Они откликнулись в само́м Петербурге, в Молдавии, в Варшаве, в Витебске. Связи устанавливались письмами, через вторые и третьи знакомства. Тут-то и нашлись нити, которые привели ее к важным решениям.

В столице возникла организация, которую называли Группой помощи политическим заключенным Шлиссельбургской крепости. Позже у нее появилось и второе название, менее употребительное: Подпольный красный крест.

Создана она была небольшим кружком петербургских женщин и ставила своей целью — помощь революционерам в неволе.

Марина Львовна возглавила эту группу не колеблясь. С тех пор как у нее отняли сына, она впервые испытала чувство радости.

Работа представлялась не такой уж трудной: нужно собирать деньги и продукты для пересылки в крепость.

Марина Львовна начала с того, что отдала этому делу весь свой заработок переводчицы. Самой ей немного надо. К скудным грошам она добавила материнскую любовь, горячее сердце. Отныне крестовая работа без остатка наполнила ее жизнь.

Не было опасности, которая устрашила бы эту пожилую женщину. И не было такого дела, за которое она не взялась бы.

Она ходила к богатым людям собирать пожертвования, иногда скрывая цель этих пожертвований. Ее крохотная квартира постепенно превращалась в склад. Марина Львовна трудилась здесь как работница и как грузчик, связывая пакеты и перенося их.

Всего сложнее было найти пути в тюремное управление, в министерство внутренних дел. Это было необходимо. Группа должна выглядеть как самая обыкновенная благотворительная организация.

Одна из участниц группы со школьных лет дружила с женой министра Щегловитова. Это принесло немалую пользу.

В министерских канцеляриях Марина Львовна появлялась хорошо одетая, держалась с уверенным спокойствием. О ней докладывали:

— Госпожа Лихтенштадт.

Лишь самые близкие подруги по группе знали, что свои платья она шьет сама из всякого старья, остаточков и лоскутков. Ночью она не разгибает спины над переводами и, пока не сдаст рукопись в редакцию, должна жить кое-как.

«Патронат», официально разрешенная организация для сбора пожертвований, представила в распоряжение Марины Львовны квартиру на Суворовском проспекте.

С этого времени группа могла действовать с большею смелостью.

Марина Львовна встретилась в Петербурге с тюремным медиком Эйхгольцем. Этот сдержанный человек не мог говорить об острове каторжников без волнения. Он рассказывал о массовом, систематическом, изо дня в день, убийстве людей недоеданием.

Пища без жиров. Мясо — дважды в год, на рождество и пасху. Жидкие щи и тухлая каша — вот вся еда заключенных.

Цинга, чахотка, нервное истощение — в крепости дело заурядное.

— Мне не лекарства нужны, — говорил медик, — дайте, чем накормить голодных. Ведь среди заключенных почти все — молодые люди. Недоедание превращает их в стариков, ведет к верной смерти…

Эйхгольц взглянул на слушавшую его женщину и увидел слезы в расширенных от ужаса глазах. И он понял ее тайну, — нет, это далеко не обычная патронесса.

Она же смотрела на него и думала: какое сердце у этого человека и легко ли ему носить на плечах тюремные погоны?..

Теперь из жизни Марины Львовны ушло все, что не было так или иначе связано с крестовой работой. Мать думала не только о сыне, но о сотнях его товарищей по судьбе. Они ждут помощи.

Вначале ей мучительно трудно было просить у богатых и равнодушных людей поддержки. Ныне в ее словах не было и тона просьбы. Это — долг, и совестно его не отдать.

Когда-то она страдала, сталкиваясь с душевной грубостью. Позже научилась спокойно проходить мимо нее. Случалось, иной владелец фирмы говорил ей:

— Свободного рубля нет, все в обороте. Да и цели какие-то туманные…

Она уходила, ничего не объясняя.

Бывало и так. В университете профессор с нерусским именем, известный всей России, предупреждал:

— Я дам любую сумму. Но… как бы это сказать… она должна быть передана преимущественно моим соотечественникам. Могу я надеяться? Мне достаточно вашего слова.

— Таких денег мы не примем!

Мать не понимала щедрости без благородства.

Большой успех, окрыливший участниц группы, был достигнут в весенние дни, когда в Петербург приехал на гастроли Московский художественный театр. Студенческая молодежь поголовно влюбилась в его актеров. На концерты и спектакли москвичей выстраивались бесконечные очереди у касс. Потом, в поздний час, прямиком из театра студенты вместе с артистами через весь город шли на острова, любоваться белыми ночами.

Надо было очень верить этим людям, чтобы не сомневаясь посвятить их в тайну шлиссельбургской группы. Это было сделано.

Известная в театральных кругах писательница и искусствовед, большой друг Станиславского, подготовила встречу, решившую все. «Художественники» узнали о сборе средств для узников.

Качалов, Москвин и другие актеры театра устроили концерт, который имел назначение, известное лишь немногим.

Вся выручка была передана в шлиссельбургский фонд.