Конец «Русской Бастилии»

Тогда возникла мысль и о втором таком же концерте.

Группа получила довольно большие средства. С ними росли и возможности. Забот становилось все больше.

Чудесными помощниками группы стали петербургские студенты. Они взяли на себя хлопоты по упаковке продуктов и доставке их на невский пароход или Ириновскую дорогу.

Перед праздниками, когда разрешались передачи в крепость, кипела работа в квартире на Суворовском. Здесь день и ночь слышались молодые голоса. Съестные припасы от фирмы Медынцева, чай от Высоцкого, мясо от Шевлягина, хлеб и булки от Карпова — все раскладывалось и тщательно завертывалось.

Марина Львовна очень настаивала, чтобы пакеты заворачивались в газеты. При этом она следила, чтобы газеты были свежего выпуска. Каждый раз делались попытки вместе с продуктами переправить и книги. К книгам тюремное начальство относилось настороженно. Все же иногда, убедясь в невинности содержания, принимало их.

Как-то в квартире на Суворовском проспекте появился юноша с длинными русыми волосами, откинутыми со лба. Одет он был по-рабочему: в латаную куртку и брюки, заправленные в сапоги. В руках с темной, натруженной кожей он держал связку книг.

Пришедший удивленно смотрел на Марину Львовну. Он сразу узнал в ней женщину, которую впервые встретил в дождливый вечер на берегу, против шлиссельбургского островка. Она же в этом молодом рабочем, конечно, никак не могла признать паренька из заводского поселка на Неве.

Николай Чекалов чуть не назвал ее «тетей», как тогда. Он подвинул к Марине Львовне связку книг.

— Возьмите, пожалуйста. Просили передать. Для них.

Мать не впервые получала такие посылки «для них». Она показала, куда положить связку.

Но то, что далее сказал молодой рабочий, заставило Марину Львовну пристальней взглянуть на него.

— Пожалуйста, — попросил он, понизив голос, — не держите эти книги на виду. Тут разные книги…

Мать так же спокойно велела:

— Отнесите связку сюда, — и прошла в каморку под лестницей.

Николай облегченно вздохнул, улыбнулся. Он приветливо обратился к Марине Львовне, которую по праву считал своей давней знакомой:

— Если с острова попросят какие книги, скажите мне. Я добуду.

— Тогда вот что, — медленно произнесла мать, — попробуйте достать «Фауста» Гете с двойным русским и немецким текстом. Обе части.

— Хорошо, — согласился Николай.

— Это редкая книга, — предупредила Марина Львовна.

— Не сомневайтесь, достанем, — снова улыбнулся молодой рабочий.

— Запишите, а то забудете.

— У меня память хорошая, — ответил Николай и повернулся к двери.

Марина Львовна остановила его.

— Где же я вас разыщу?

Чекалов помедлил с ответом:

— Не надо разыскивать, сам приду.

— Я должна знать ваше имя и адрес.

Молодой рабочий потупился. Потом поднял голову. У него был открытый, доверчивый взгляд.

— Меня можно найти на «Скороходе», — сказал юноша, — в больничной кассе спросите товарища Виктора.

20. Товарищ Виктор

За эти годы в судьбе Николая Чекалова произошли большие перемены.

Из Гатчины он прислал Мусе письмо. В конверт был вложен листочек со стихами, немножко нескладными, но очень искренними. Назывались они «К товарищам по школе». И начинались так:

Друзья, суровая дорога
Пред нами в будущем лежит.
Борьбы, труда, лишений много
На ней нам встретить предстоит.
Друзья, высокое служенье
Нас за стенами школы ждет, —
Лучи святого просвещенья
Нести в заброшенный народ,
Призвать его к добру и правде,
Дорогу к счастью указать!

В заводском поселке листок со стихами передавали из дома в дом. Их читали многие. Одни одобряли это не слишком удачно срифмованное произведение. Другие говорили, что Чекаленок всегда был чуть-чуть «с заумью».

Дорога к счастью — как ее искал Николай! Он сознавал, что без свободы, без правды счастья нет.

Свое будущее Чекалов представлял себе вполне отчетливо. Он закончит семинарию, станет сельским учителем. Но все обернулось по-другому.

В Гатчине будущие учителя надумали выпускать рукописный журнал. Поначалу журнал был совершенно безобидным. Потом в нем заговорили о том, что глубоко волновало семинаристов, — все о тех же дорогах к счастью.

Журнал стал своего рода общим дневником семинарии. На его страницах делились мыслями, спорили. Издателем, редактором и самым усердным автором был Николай Чекалов.

Каждый новый номер читался в классе, главным образом, на уроках закона божьего. Семинарский батюшка, поглаживая бороду, толковал Евангелие. А семинаристы в это время потихоньку листали страницы журнала.

Вот тут-то он и попался на глаза священнику. Тот заглянул через плечо читавшего и, будучи дальнозорким, огласил вслух начало весьма хлесткой статейки.

К общему недоумению, притча о волхвах стала вдруг перемежаться рассуждением о гнете самодержавия.

Журнал был в руках батюшки. Он успокоил своих питомцев, пообещав вернуть его после прочтения.