Конец сказки

Но и меч тоже страшен. Глеб отбил щитом удар Аспид-Змея и едва успел отдернуться, отшатнуться от обернувшегося змеиной пастью кончика. Чешуйчатая башка перевалила через край щита, зашипела яростно – да тоже как-то тягуче, медленно.

Ох и хороша же ты, одолень-трава!

Горечь по-прежнему наполняла рот. Глеб жевал раздумчиво, перебирая каждое волоконце. Изрядную часть запихал за щеку и доставал оттуда языком по чуть-чуть, растягивал насколько возможно.

Пока вроде действовало.

Но все равно этого едва-едва хватало, чтобы просто биться с Кащеем на равных. Даже нет, не на равных – у Глеба-то раны не заживали. Ему приходилось беречься, щитом прикрываться – а Кащею что, он рубил себе беззаботно.

Да и меч у Глеба не волшебный, а просто острый и крепкий.

Звенели клинки, стучали друг о друга. Разрубленное плечо так и осталось единственной раной, что получил Кащей. Не мгновенно он сообразил, что там жует князь Глеб, вот и пропустил первый удар.

Но дальше он бился уже безошибочно. Видно, что веками меч из рук не выпускал. Навострился так, как ни одному смертному не навостриться.

– Ты должен понимать, что это долго не продлится, – еще и раскрыл рот Кащей. Да так спокойно, словно говорил один человек, а сражался другой. – Я уже встречался с жевателями одолень-травы. Она дает большой прилив сил, но действие быстро проходит. И когда оно пройдет – ты станешь еще слабей обычного.

– Знаю, – неохотно процедил Глеб.

И хотел смолчать – да не вышло. Ответил, ослабил на мгновение напор – а уж Кащей тут же воспользовался! Рубанул Аспид-Змеем наискось, поднырныл им под Длань Господню, дотянулся Глебу до кожи!

Только до кожи, к счастью. Ужалил бок самым кончиком. Но от этого места сразу пошел хлад, сразу потянуло отравой.

– Скажи мне, князь, неужто сам ты не видишь, насколько неразумна твоя позиция? – снова заговорил Кащей. Снова недрогнущим голосом, хотя и рубился при этом с безумным пылом. – Взгляни на свое княжество. Взгляни на весь этот мир. Сколько народов в нем было когда-то – и сколько осталось сейчас. Их все еще не один, князь, кроме людей остались и другие – но это ненадолго. Я и сам спохватился слишком поздно. Возможно, я уже ничего не смогу исправить. Но я все-таки постараюсь.

– Постараешься?! – опять не удержался Глеб. – Постараешься род людской истребить?!

– Если бы существовало иное решение вопроса, я избрал бы его, – безразлично ответил Кащей. – Но я его не отыскал. Люди не прекратят распространяться, как саранча. Миром их не уговоришь. Я сегодня попытался воззвать к вашему рассудку – что мне ответили ты и твои подданные?

– Ах ты ж, падаль такая… – прохрипел Глеб, перебирая языком горькие волоконца. – Еще и издевается…

– Даже не думал. У меня нет ненависти к тебе или твоим людям. Но если на одной чаше весов одна жизнь, а на другой сто, что ты выберешь, князь? Сто жизней ценнее одной. Сто народов ценнее одного. Это разумно. Это справедливо. Это правильно.

– Правильно?! – рассвирепел Глеб. – Правильно, говоришь?! Не меряй людские жизни бездушными числами! Да, если эти сто и одна жизнь одинаково чужи мне, я тоже выберу сто и принесу в жертву одну! Но что если эта единственная – жизнь твоего отца?! Брата?! Сына?! Женщины, которую ты любишь всем сердцем?!! Что выберешь тогда, Кащей?!!

Равнодушное молчание было ему ответом. И Глеб от того рассвирепел еще пуще.

– Русский народ – это мой народ, Кащей! – выдавил он сквозь зубы. – Я – русский человек! И если для того, чтобы мой народ жил, все прочие народы должны погибнуть… я пойду на это, Кащей! Я пойду на это без колебаний! Потому что это мой народ! МОЙ НАРОД!!! И он мне дороже всех прочих народов, сколько их ни есть на этой земле! Каждая женщина – мать кому-то… но покажи мне человека, который согласится пожертвовать своей матерью ради спасения чужих!

– Я – такой человек, – произнес Кащей.

– Ты не человек! Ты – нелюдь!

– Я человек, если верить моему отцу. Родился человеком – и даже сейчас все еще человек. Что ты об этом думаешь – значения не имеет. Все равно жить тебе осталось не более минуты. Действие одолень-травы почти закончилось, верно?

Глеб уже и сам это чувствовал. Горечь все еще обжигала нёбо, мир вокруг по-прежнему был медлен и тягуч, но… но в голове стучало все чаще. Кажется, все. Последние волоконца выбирает.

Еще чуть-чуть – и кончатся.

А он так и не сумел опасно уязвить Кащея! Даже под одолень-травой – не сумел!

Все равно не хватило силенок на этакое чудище…

Глеб отчаянно вскрикнул, бросился вперед. Искал хоть в последние секунды всадить меч, отрубить гадине голову… или хоть руку!

И сумел-таки. В последнем безумном рывке полыхнул мечом так, что отбил Аспид-Змей – и рубанул Кащея наискось. Скрипнули сухие позвонки, шея отвалилась с головою вместе и повисла – на лоскуте кожи и мяса.

А меч засел внутри. Застрял в груди Перунов Огонь, и стекала по нему черная кровь. Рванул было Глеб на себя, да оттолкнул Кащей его ногой – и отлетел князь. Упал… и понял, что все вокруг вновь ускоряется. Вернулись звуки битвы, с прежней скоростью забегали хоробры, опять затряслась земля под поступью Бречислава…