Конец сказки

– В нем всяко лихо да злоба, пагуба да плетение, скорбь да тягота, – неумолимо продолжала княгиня. – Всяку хворь с мене совлещи, иже душу мою смущает да плоть порабощает…

– Да что же я тебе сделала-то?!

– Раздражение да свару, худые повторы, мучение да озлобление, язвы да злострадания кто напуском поущал, доли благой меня полишил, всякую припасть во пламень мещу…

– За что-о-о?! – завыла в смертной тоске Яга Ягишна. – За что-о-о?!

– Отныне изречено, всяко лихо совлечено!.. Руби, Ванька!..

И свистнул меч. Княжич Иван, что давно уж подбежал, давно уж стоял сзади, только слов Василисы и дожидал.

А дождавшись – рубанул Самосеком со всей силы.

И отлетела голова бабы-яги середульней.

Одна-единственная теперь осталась на всем белом свете.

– Пошли быстрей! – нетерпеливо окликнул Иван, пронзая случайного псоглавца. – Там Кащей, в той стороне!

– Иду-иду, – кивнула Василиса, обшаривая лохмотья Ягишны. – Секунду обожди…

– Да что там у тебя такое?! – крикнула Синеглазка, рубясь сразу с двумя татаровьями.

– Секунду!..

И секундой спустя ее лик просветлел. Она достала что-то у старухи из-за пазухи, сунула к себе, поднялась на ноги… и тут издали донесся истошный, болезненный вопль:

– Му-уромца-а уби-и-или-и-и!..

Глава 46

– Не трогай его! – окликнул ледяной голос.

Кащей Бессмертный… вздрогнул. Очень медленно повернул голову – и уставился на ту, кого давно уж не чаял увидеть.

– Василиса, – бесстрастно произнес он. – Ты жива.

– Удивлен, муженек? – криво улыбнулась княгиня. – Рад ли мне? Или все-таки огорчен?

Кащей молча смотрел. В его глазах что-то мелькало. Едва заметное, почти неощутимое – но все же отдаленно похожее на живое чувство.

Похоже, присуха все еще действует. Сильна Симтарин-трава!

Василиса выдохнула. Втайне она опасалась, что чары давно рассеялись, и сейчас Кащей ее просто убьет. Как Бурю-ягу когда-то убивал – без сожалений и колебаний.

Но он ее не тронул. Стоял над умирающим князем Глебом – и медлил. Ничего не делал.

Подбежавшие следом Иван и Синеглазка застыли у левого и правого плеч Василисы. На Кащея они взирали с ужасом, с омерзением. Ни тот, ни другая раньше его не встречали – и не представляли, какой он гадкий.

Василиса тоже испытала брезгливость. В одежде ее супруг смотрелся еще туда-сюда, по-своему даже величественно. Но нагишом, во всем своем древнем безобразии…

Из всего носимого на царе нежити осталась только корона. Бесхитростная, из простого железа, она по-прежнему венчала голую плешь.

Иван поднял меч. Синеглазка – саблю. Свободные же руки они сомкнули за спиной Василисы – и от Кащея это не укрылось.

– Что там у вас? – разомкнул губы он.

– На меня смотри! – крикнула Василиса, растопыривая пальцы.

С них слетели Перуновы молоньи. Хлестнули Кащея, окутали его белым вихрем – и затрясся старик в короне, задрожал, как в смертельном ознобе.

Да только не было ему больно. Тряхнуло только. Трех секунд не прошло – оправился Кащей, обернул Аспид-Змея клинком… и ринулся на Василису.

Да только та уж назад шагнула – и врезался черный меч не в плоть мягкую, а в искристый булат. Рванул наперерез Иван – и столкнулись два кладенца, как две молнии.

Княжич заметил лежащего на земле брата. Да только ни слова не вымолвил, в сторону его лишний раз не смотрел – весь прикован был к Кащею. Истово жевал одолень-траву – последнюю ее часть, последнюю толику.

Только благодаря ее силе он двигался сообразно Кащею. Только благодаря ее силе мог биться с этаким чудищем. Самосек и Аспид-Змей стучали друг о друга так бешено, что уши болели от лязга.

Синеглазка аж охнула, не в силах уследить за мелькающими тенями. С такой скоростью рубились Иван с Кащеем, что стали почти невидимы.

Василиса же, на это глядя, сунула руку за пазуху, да достала шелковую шапочку с костяной пуговкой. Такая мягкая, такая знакомая… сама шила ведь, старалась.

Поносила ее Яга Ягишна – и будет. Вернулась шапка-невидимка к законной хозяйке.

Надев ее, Василиса исчезла. Растворилась в воздухе – и побежала в таком виде к Глебу. Тот был еще жив. Ранен тяжело, умирать готовился – но еще не умер.

И хоть живой да мертвой воды давно не осталось, кое-чем Василиса помочь могла.

Иван тем временем спешил, искал взглядом щербину, о которой царь Огненный Щит говорил. Туда надо ударить… да ты попробуй еще, попади, когда Кащей так колошматит! Попробуй даже – заметь ее хотя бы! В пылу-то битвы!

А торопиться надо. Иван-то не бессмертен, его Кащей одним ударом убьет. И недолго действует одолень-трава.

А перестанет действовать – станет богатырь слабей прежнего.

Вжух!..

Вжух!..

Дзынь!..

Бац!..

Еще удар, еще один!..

Дзыньк!..

Вжух!..

Бац!..

Хрясь!..

Попал!..

В первый момент Иван себе даже не поверил! Но и впрямь – переломился Аспид-Змей! Точно в щербину угодил Самосек – и рассек кладенец меч проклятый! Остался в руке Кащея обломок… и тут же обернулся змеиным хвостом.

А лезвие шмякнулось на траву – да и забилось, заметалось, истекая кровью.

Умер Аспид-Змей. Точно и впрямь живой был.