Конец цепи

– Стена Дженифер Уоткинс, – сказала она. – Ты знаешь, где она находится?

– Я полагаю, это моя стена сейчас.

Она кивнула. Снова встретилась с ним взглядом:

– Мне надо взглянуть на нее.

21

Что-то в автомобиле, стоявшем перед входом в многоквартирный дом, заставило Альберта ван Дийка резко остановиться на другой стороне улицы.

Его качало от усталости. Он просидел на офисном стуле почти сутки, но был слишком возбужден и занят своими мыслями, чтобы почувствовать, как тело буквально молило о сне, а потом наконец прибыл инспектор Нейзен, и сейчас, когда он смог все рассказать, последние силы, казалось, оставили его.

Он старался не заснуть на ходу и мечтал только о том, чтобы поесть и упасть в кровать, неясно, в каком порядке проделав все это, возможно, одновременно.

И все равно обратил внимание на эту машину.

Наверное, из-за того, что она стояла прямо напротив его подъезда. А там ведь нельзя парковаться, о чем он знал наверняка, сам получил штрафную квитанцию за арендованный грузовик, когда въезжал сюда, и уже тогда решил не обзаводиться автомобилем, пока живет и работает в городе, и до сих пор не пожалел об этом.

Пожалуй, именно поэтому.

Или, возможно, сыграло роль то, как эта машина выглядела.

Черная «ауди». Кто в его доме мог ездить на черной «ауди» или к кому прикатили на таком лимузине, причем столь важные гости, что они остановились прямо перед входом, пусть на краю тротуара красовалась желтая полоса, запрещавшая парковку, а места для стоянки находились только через несколько кварталов?

Альберт ван Дийк колебался.

Светофор уже переключился на зеленый, и вокруг него другие люди устремились через улицу в обоих направлениях, то заслоняя от него черную «ауди», то снова позволяя ему видеть ее у своего дома.

А он все стоял. Дождался, пока загорелся красный.

Потом вытащил из кармана мобильный телефон, сделал вид, что перелистывает старые сообщения, и стал искать табличку с названием улицы, словно не имел понятия о том, где находится, и ему требовалось оставаться на месте, пусть машины, недавно ожидавшие зеленый, уже проехали, а пешеходы вокруг него заспешили через дорогу, нарушая правила.

Ага, якобы сказал он, посмотрев на табличку за своей спиной. Марникстраат. Ага. Номер сто двадцать пять.

Он разыгрывал свой маленький спектакль и незаметно поглядывал на черный автомобиль, одновременно пытаясь понять, что не понравилось ему в нем. На вид вроде ничего странного. Ну, большой, возможно, дипломатической модели, но у него отсутствовали дипномера, и стекла не были тонированными.

Зато одно переднее колесо стояло наполовину на тротуаре, на бордюре, наискось, словно машину припарковали и бросили второпях. Кто мог так спешить, что не проехал еще каких-то пятьдесят метров, чтобы встать там, где закон находился бы на его стороне? Когда на часах еще одиннадцать утра?

Сейчас пешеходный переход перед ним был полон народа снова, и он в душе надеялся, что никто из его соседей не увидит его там, где он стоял. Возможно, они сразу же пришли бы к выводу, что он потерял представление о реальности. Тогда кто-то мог бы додумать подойти к нему и осторожно заговорить, как общаются с человеком, который совсем не в себе: «Вы живете там, через дорогу, уважаемый. Узнаете тот красивый каменный дом? С белыми окнами? Может, вам помочь перейти через дорогу?»

Но никто не остановился, никто не заметил его и не попытался помочь ему с переходом, и он уже стал убеждать себя, что напридумывал лишнего, и собрался пересечь улицу, когда обратил внимание на четверых мужчин.

Один из них стоял с внутренней стороны застекленной двери в подъезд его дома.

Другой у водосточной трубы, обозначавшей границу следующего корпуса, прислонившись к стене и с мобильным телефоном в руке, и еще двое каждый на своем углу улицы, там, где квартал заканчивался и узкий переулок продолжался нагромождением домов, улиц и каналов.

Словно с целью помешать кому-то сбежать, подумал он. Кому? Ему?

Все четверо были в галстуках, костюмах и пальто, пожалуй, слишком тонких для такой погоды, тем более если человек знал, что ему придется провести весь день на улице. И возможно, среднего возраста, по крайней мере, старше его самого, но этого он не мог сказать точно. Не видел ведь их лиц с такого расстояния и не хотел стоять и щуриться на них, боясь, что они почувствуют его взгляд и заметят, где он находится.

Когда он увидел их, его волнение сразу усилилось. Все четверо столь же старательно притворялись, что они ничего не делают, как и он сам, и их небрежные взгляды были столь же настороженными, как и его собственный. И это беспокоило его.

Что-то было не так.

Он прожил в этой квартире немногим более пяти лет, и никогда не случалось, чтобы четверо таким образом одетых господ стояли и ждали на улице. Во всяком случае, в его собственном подъезде. Это произошло как раз теперь, когда он получил письмо от человека, исчезнувшего семь месяцев назад.

Он чувствовал себя параноиком.

Он устыдился этой мысли, но не мог избавиться от нее.