Он лежал на пассажирском сиденье и перекатывался из стороны в сторону по мере того, как автомобиль поворачивал в различных направлениях, или же просто ему было стыдно за владельца, позволившего страху одержать победу над всем, что он считал для себя важным.
Верностью. Мужеством. Дружбой.
Сейчас Кристина находилась в Амстердаме.
Он видел ее по компьютеру. Не в прямом эфире, когда все случилось, а через кликабельный видеоотрывок под жирными черными заголовками. Она рассказывала об авиакатастрофе, но что ей вообще делать в Амстердаме? Если только она не оказалась там в поисках Вильяма?
Вроде бы он ничего не должен был им.
Обычный пенсионер, вдовец, оставивший службу в оборонительных силах, сейчас привлекаемый только время от времени в качестве консультанта.
Как он смог бы помочь им, даже если бы захотел?
Что смог бы сделать?
Но как он мог отказаться?
Кто он тогда? Он знал ответ.
На сиденье рядом с ним валялся мобильный телефон, содержавший по меньшей мере четыре неотвеченных звонка от Кристины Сандберг.
Ему осталась только сотня метров до дома.
И тогда ему следовало перезвонить ей и помочь, о чем бы она ни попросила.
Прошло уже более часа с тех пор, как Лео сфотографировал конверт и отправил снимок в редакцию в Стокгольм, когда телефон Кристины наконец завибрировал на столе перед ними.
– Вам явно пришлось попотеть, – сказала она, когда ответила. – Вы что-нибудь выяснили?
Двое мужчин напротив не спускали с Кристины глаз.
Смотрели, как меняется выражение ее лица.
Сначала оно было вопросительным. Потом стало серьезным.
А она слушала молча. Довольно надолго.
– Я… – начала она наконец в качестве ответа на вопрос, прозвучавший с другого конца линии, прежде чем поняла, что не знает его, и осеклась. Бросила быстрый взгляд на Альберта: – Где я?
– Харлем, – сообщил он. – К западу от Амстердама.
– Им что-нибудь известно? – спросил Лео, но Кристина подняла руку, покачала головой, растопырила пальцы, прося его помолчать. Речь шла не о конверте. А о чем-то значительно более важном.
– Харлем, – передала она дальше. Выпрямилась на своем стуле и отвернулась от них, чтобы больше никакие вопросы не мешали ей.
Слушала. Кивала. Слушала.
– Когда это случилось? – спросила она. И, не дожидаясь ответа, обратилась в зал: – Можно сделать погромче?
Огляделась, а потом поднялась и повысила голос:
– Сейчас… телевизор можно погромче?
Что-то в ее взгляде заставило усталого мужчину за стойкой бара повернуться к плоском экрану за его спиной. И как только он сделал это, от его полусонного состояния не осталось и следа.
Он отыскал пульт дистанционного управления среди бумаг и ключей около кассового аппарата, направил его на телевизор, не без труда нашел пальцем правильную кнопку.
Увеличил громкость. Не отрывая взгляда от экрана.
Секундой спустя все разговоры в заведении стихли.
Вильяма и Жанин провели в парламент в полной тишине, они заняли места позади круга из синих стульев и подняли глаза на экраны, висевшие перед ними.
Все взгляды обратились к Коннорсу, и он коротко кивнул в ответ.
Они здесь, и они с нами.
Никто ничего не сказал, но в воздухе витало недовольство, скептическое настроение, поэтому мужчины в военной форме не сразу снова повернулись к мониторам.
Это противоречило правилам. Гражданским было не место здесь. Во всяком случае, сейчас.
Но если все зашло так далеко, как все считали, другого выхода просто не оставалось.
Уже больше нечего было защищать, держать в секрете, и уже не играло никакой роли, увидят Вильям Сандберг и Жанин Шарлотта Хейнс все сами или узнают о случившемся потом.
– Они понимают, что нам надо? – спросил Франкен.
Они с Коннорсом стояли в стороне, разговаривали тихо и старались держаться как можно спокойнее. От них требовалось демонстрировать единство во мнениях, другие не должны были догадаться о наличии каких-то противоречий между ними, особенно сейчас.
– Никто не в состоянии понять, – сказал Коннорс.
Франкен кивнул. Это была чистая правда.
На больших экранах бок о бок теснились репортажи новостных каналов и изображения всевозможных интернет-страниц. И все заголовки касались одной и той же темы.
Они предвидели такой поворот событий, и час настал, сценарий уже давно существовал на бумаге, даже если в нем отсутствовало название лечебного заведения, а в качестве места действия стояло «Средний по величине европейский город». И они неоднократно дискутировали, меняли его и принимали решения, малопонятные даже тогда, когда все происходило лишь теоретически.
– Ты же знаешь, мы должны, – сказал Франкен. – Какой смысл возражать.
Но Коннорс не
По-хорошему, что им, собственно, было известно? Откуда такая уверенность, а вдруг они истолковали все неверно? И разве Хейнс и Сандберг находились здесь не для того, чтобы помочь им перевести все еще раз и проверить, нет ли какой-то альтернативы?