Конец века в Бухаресте

В отношении Журубицы Ханджиу с самого начала вел себя весьма осторожно. Она ему не нравилась, он считал, что она вовсе не достойна того внимания, какое оказывает ей Буби. Познакомившись с ней и получив приглашение бывать в ее доме, он переступил через свои социальные и профессиональные предрассудки, считая, что эта простушка, удовлетворяющая свои прихоти за счет Буби, никогда не решится чего-нибудь просить у него. И если он не ошибся в отношении ее характера, то в отношении ее ума ему пришлось изменить первоначальное свое мнение. Наблюдая Катушку в разных жизненных обстоятельствах, он понял, что ум у нее весьма живой и куда более ясный взгляд на жизнь и житейские нужды, чем у ее возлюбленного, которого она любила вовсе не так (в этом Ханджиу был уверен), как она это изображает.

Прокурор выразил на своем лице интерес, хотя и не проронил ни слова.

— А это и не трудно, потому что подлецов не так уж много! И одного хватает! — проговорила Журубица, разливая кофе.

— Один, но какой! Вот его-то господин прокурор и не знает! — воскликнул Гунэ. Ему тоже хотелось хоть чем-то досадить Урматеку, который, как говорили злые языки, однажды весьма нелестно отозвался о Гунэ.

Ханджиу молчал, замолчали и остальные.

Не желая упускать эффектно подготовленного момента, Потамиани выпалил:

— О некоем Урматеку вы слыхали?

— Нет! — ответил прокурор.

— Плохо! Потому что он правая рука вашего министра! Это вам не шуточки, с таким человеком следует быть в добрых отношениях.

Все трое залились смехом.

— Великий делец! — воскликнул Потамиани.

— Богатый человек, — подчеркнула Журубица.

— Буби для старого барона по сравнению с ним ничто, — подхватил Ликуряну.

Все начали наперебой пересказывать все, что знали и что слышали про Урматеку. Что забыл Потамиани, то дополнил Гунэ, — и о сделках, и о любовных похождениях Янку. Кое-что вставила и Журубица. Подробно разобраны и истолкованы были и самые последние события: отставка, выборы, награждение, покупка имения, а также все, что было связано с более давней историей — со смертью Дородана.

Пока длился рассказ, Ханджиу напрягал свою память. Под звуки непрерывно повторявшегося имени вдруг перед ним возникла Амелика в розовом платье на балу во дворце, ее серьезное, чуть нахмуренное лицо, очаровательное своей молодостью и привлекательное той уверенностью, которая обещала верную и рачительную жену. У Ханджиу неожиданно вырвался вопрос:

— А у этого Урматеку есть дочь? Правда?

— Есть, как не быть! — тут же отозвалась Журубица. — Наглая злючка!

— А вы не ошибаетесь? — спросил прокурор.

Не ожидавшая подобного вопроса, Катушка произнесла почти шепотом:

— Вы с ней знакомы? И давно?

— Еще месяца не прошло, начиная с бала во дворце!

— Господи боже мой! Они и на балу во дворце были? — не удержалась Журубица, а Ханджиу отметил про себя, какую зависть и досаду вызвало в ее душе это сообщение.

Желая хоть как-то досадить трем клеветникам и доставить себе удовольствие, воскресив хотя бы на словах торжественное и вместе с тем воздушное, благодаря Амелике, кружение бала, Ханджиу начал рассказывать. Описав для начала общий вид зала, он закончил мелкими подробностями туалета Амелики, к которой не переставал мысленно возвращаться все время.

Журубица с трудом вынесла этот рассказ. С тех пор, как она сошлась с Буби, ноги ее не было в доме Урматеку, и, кроме встречи у модистки и на кладбище, она нигде больше не встречала ни кукоану Мицу, ни ее дочь. Однако думала она о них часто: всякий раз, когда узнавала что-нибудь новенькое из правил хорошего тона, когда заказывала модное платье или шляпку, когда покупала изящную безделушку. Благодаря своей связи с Буби она отдалилась от близких ей людей, которые, в конечном счете, все были родственниками или знакомыми семейства Урматеку. Только сравнивая себя с ними, Катушка и могла определить, насколько она изменилась и разбогатела. В своей новой компании она всего этого как-то не замечала. «Какой толк заводить новые платья или тонкие материи, когда этим никому нельзя досадить?» — часто рассуждала про себя Катушка. Потребность чувствовать, что она стала жить по-иному, по-благородному, была так велика, что она частенько готова была даже помирится с кукоаной Мицей и Амеликой, лишь бы было кого чувствовать ниже себя и кому отравлять жизнь. Утешала себя Катушка твердой верой в то, что в доме Урматеку ничего измениться не может, а уж к лучшему тем более, и обе женщины навсегда останутся такими, какие есть. И вот совершенно неожиданно она узнает, каких высот они достигли, что они превзошли и ее, и ту роскошь, в которой она купалась. Что там ее прогулки, катанья, театры, застолья, когда Мица и Амелика были на балу во дворце!