— Так там на Тормосинском направлении Юго-Западный фронт действует, его 5-я танковая армия. Наш сосед справа.
— Та-а-анковая армия? Ей что же, немцев сверху в Дон не легче спихнуть, чем корпусу из леса, снизу?
— Не горячись! Плацдарм все еще, как нож к сердцу, ближе всего к «котлу». Сталинградскому фронту его ликвиднуть поскорей надо. А у Юго-Западного свои серьезные дела, и плацдарм среди них, может, не главное. Задача корпуса вполне самостоятельна…
— Вот те на! Как у Остапа Бендера? — бледно улыбнулся Кочергин. — «Спасение утопающих — дело рук самих утопающих!» А ведь не будь немца на правом берегу, не было бы здесь…
— Ну довольно, Юра! — досадливо оборвал Мотаев. — Тебе только повод дай! Пойдем!
Они быстро шли через поляну, обходя убитых на рассвете. Наши и немцы, скошенные огнем, лежали вперемежку. Вот двое парней, похожие, как близнецы. У обоих в петлицах по три треугольника. Старшие сержанты, как Зенкевич. И ран не видно, будто спят… Неподалеку навзничь унтер-офицер. Каска за головой, показав кожаный подшлемник, открыла, как обесцвеченные перекисью, рассыпавшиеся длинные волосы. Правильные, слегка заострившиеся черты лица. Глазницы уже занесло снегом.
— Посмотри-ка, Женя, Зигфрид какой? — попытался разрядить напряженное молчание Кочергин. — По заказу Геббельса сработан. Табельный!
Но капитан, ускоряя шаги, шел впереди, смотрел прямо перед собой. У своей тридцатьчетверки он остановился, как бы в чем-то сомневаясь, потом поднялся на машину, быстро оглянулся и, не снимая перчатки, потряс Кочергину руку.
— Бывай, Юра! Ни пуха тебе! Поторопись, а я еще разок проведаю немцев в зарослях. Поутюжу-ка их немного! — крикнул он, скрываясь в башне. За танком Мотаева последовали остальные.
Обдав Кочергина выхлопами, машины круто развернулись и, набирая скорость, нырнули в овраг, в сторону зарослей орешника. Кочергин побежал к своему броневичку, но на месте его не оказалось. Он, чертыхаясь, долго искал его в зарослях, наконец нашел. Выругав Шелунцова, уже поставил ногу на крыло, чтобы подняться наверх, когда по лесу прокатился тугой гул.
— На мину, похоже, нарвались, а? — крикнул он Шелунцову, протискиваясь в люк. — Вроде одна из наших машин наскочила. Узнаем, что там! Ну-ка, давай разворачивайся живо!
Недоброе чувство как в кулаке сжало сердце.
…Лениво взмахнув крыльями, осыпала снег галка и снова повисла над ракитой. Все было нереально, как во сне. Кочергин остался на кладбище Немок наедине со своими мыслями. В сознание стучалось что-то неотвязное, настойчивое. Но память, не подчиняясь, не впускала ничего, кроме того немногого, неожиданно скудного, что было связано с Женей Мотаевым.
«Ну, держись, Юра! Один ты теперь — штаб полка. Один в трех лицах, как бог: и по разведке помначштаба, и по связи, и по оперативной работе! Ну-ну, не тушуйся! Со мной не пропадешь!..» — Эти последние его слова намертво врезались в память…
Действительно ли стало так тихо? Ни звука ни в лесу, ни в Немках… Нет, скрип снега как будто. Ближе. Шаги тяжелые, неторопливые.
— Вернулся вот! — услышал он голос подполковника. — Пойдемте, Кочергин. Не воротишь Евгения Петровича, — добавил после паузы, как бы усомнившись в своем, слишком уж не новом, доводе.
«С полдороги возвратился? — подумал Кочергин. — Да, скорее всего…»
Они молча долго шли пустующей улицей. Замедлив шаги у своей квартиры, Бережнов завернул за угол избы и решительно направился дальше, в сторону штабного автобуса. В нем было неприютно, холодно. Миша давно не топил. Маленький улыбчивый лейтенант Бубнов, с круглым, веснушчатым лицом, низко наклонясь, что-то торопливо записывал в блокнот, придерживая его левой рукой с зажатой в ней трубкой полевого телефона. Быстро ее положив, он встал и дал отбой. Кочергину этот лейтенант чем-то напоминал героя одного из ранних произведений Тургенева, скорее всего в основном фамилией, и Кочергин мысленно называл Бубнова не иначе как подпоручиком.
— Сводку вот принимал, товарищ комполка! — приложил Бубнов ладонь к козырьку. — С утра…
— Давай-ка! — взял у него Бережнов блокнот и, мельком взглянув на заполненную убористым почерком страницу, тут же вернул обратно. — Знаю все, можете оформлять!., Да, Бубнов, скажите моему ординарцу, он в соседней избе, что я здесь побуду и пока в автобус не возвращайтесь. До моего указания!
Подполковник сел, вынул папиросы, закурил и, взглянув на Кочергина, ткнул рукой в сторону места напротив, по другую сторону стола.
— Доложите подробно, как погиб Мотаев! — отрубил он, подождав, пока Бубнов закроет за собой дверь.
Как бы спохватившись, подполковник снова извлек пачку «Казбека» и протянул Кочергину, который тем временем достал свои сигареты. Лейтенант понял, что командир полка спешить не собирается. Поблагодарив, он все-таки закурил из бывшей у него почти пустой глянцевой белой пачки с изображением верблюда и с грустью подумал, что Мотаеву тоже нравились немецкие сигареты.