Конфайнмент

Девять точных ударов, и счёт в партии благополучно достиг победных 71:0.Фактически наша игра завершилась, едва начавшись. Если «Седой» и хотел растянуть её на подольше, то ничего у него не вышло.

— Вот, думаю и никак и не могу понять. Зачем тебе это?

Я положил кий на сукно и посмотрел на разглядывающего меня, словно диковинку, генерала.

— Что — это?

— Пижонство. Тебе же вроде бы лет почти как и мне, а всё равно — ведёшь себя, как мальчишка.

— Ничего не поделаешь, — развёл я руками. — Сейчас я и вправду мальчишка. Наполовину, как минимум.

— А если как максимум? — прищурился собеседник.

— А максимум мне, к сожалению, неизвестен, — я тяжело вздохнул и указал глазами на столик с чайными принадлежностями. — Присядем? Или ещё одну партию?

— Ещё раз проигрывать я не хочу, — покачал головой генерал. — Так что, наверное, да. Присядем…

— И всё-таки я удивляюсь, Андрей Николаевич, — снова заговорил он через пару минут, когда мы уже сидели в потёртых креслах и пили чай из обыкновенных эмалированных кружек. — На человека из нашей системы ты не похож. На иностранного шпиона — тоже. Однако тот способ, каким ты сбежал из Бутыки, твоё умение играть в бильярд, успехи в стрельбе, невероятная удачливость в том, что тебя не могли отыскать без малого месяц, хотя ты почти и не прятался и даже, наоборот, всеми силами обращал на себя внимание… Нет, в моей голове это никак не укладывается. Пусть даже ты и прибыл из 2012-го, но мне почему-то кажется, что за грядущие тридцать лет уровень подготовки агентов настолько сильно подняться не мог.

— Агентов? — поднял я бровь. — Вы что, действительно думаете: я чей-то агент?

— В своё время я читал не только Толстого и Шолохова, но и, скажем, Стругацких, — пожал плечами «Седой». — И хотя это просто фантастика, кое-какие мысли у них были достаточно интересные.

— Какие, к примеру? Или это секрет?

— Ну, какие могут быть там секреты? Это же беллетристика. Обычный полёт фантазии, попытка предугадать, что будет со всеми нами лет через двести.

— Полдень, двадцать второй век? Попытка к бегству? Далёкая радуга?

— Нет. Скорее, жук в муравейнике.

Генерал хмыкнул и поставил свою кружку на стол.

Секунд двадцать он молча смотрел на меня, ожидая ответа, а я лихорадочно думал-соображал, что бы ему такое сказать.

— Вы полагаете… я могу оказаться кем-то вроде прогрессора из двадцать второго века?

«Седой» рассмеялся.

— Ну, полагать я могу всё что угодно, но к цели это нас ничуть не приблизит.

— А какая она у вас, эта цель?

— У нас, Андрей Николаевич. У нас. Вы её, как мне помнится, ещё в прошлый раз обозначили. «Была бы страна родная, и нету других забот». Кажется так, да?

Я наклонил голову.

— Всё правильно. Именно так и было.

— С тех пор что-нибудь изменилось? — внезапно нахмурился визави.

Мы играли в гляделки примерно четверть минуты.

Затем я тоже поставил свою кружку на стол и негромко ответил:

— Пожалуй, что да. Изменилось. Моё отношение к роли, которую я для себя приготовил.

Генерал сверлил меня взглядом.

Я выдержал короткую паузу и неторопливо продолжил:

— Дело всё в том, Пётр Сергеевич, что за эти полтора месяца я понял кое-что важное. Во-первых, что экономист и специалист по геополитике из меня так себе, и, значит, мои советы по этим вопросам могут оказаться никчемными, даже при условии послезнания. Во-вторых, что никакой чужой опыт нельзя просто так, механически, перенести в чужую среду, даже если этот опыт успешный и выглядит универсальным. Немецкое чудо, японское чудо, китайская модель, европейские социальные достижения… Всё это довольно неплохо смотрится со стороны, однако имеет свои изъяны и, кроме того, разве у нас своего опыта недостаточно? Военный коммунизм, НЭП, индустриализация, мобилизационная экономика, послевоенное возрождение, экспансия социализма, общенародный потребительский бум… Какие только этапы мы в нашей истории не проходили, пытаясь вычленить лучшее, подходящее именно нам, а не какому-то абстрактному человечеству. И ведь, что самое интересное, действительно вычленяли, действительно применяли на практике и получали приемлемый результат. Так почему же сейчас что-то должно пойти по-другому? Зачем вам сегодня советы кого-то из будущего? А может, наоборот, его послезнание об ошибках станет причиной ещё большего краха? Может, предложенное им лекарство окажется хуже болезни?

Я остановился, чтобы перевести дух и налить себе ещё чаю.

«Седой» дождался, когда я сделаю пару глотков, и, чуть прищурившись, поинтересовался:

— Первое и второе понятно. Но что тогда в-третьих?

— В-третьих?

— Ну да. Думаю, что у тебя должно быть и «в-третьих».

— Вы правы, — кивнул я, опять отставляя кружку. — «В-третьих» действительно есть. Но это не экономика и не политика. Речь пойдёт о взаимоотношениях между властью и обществом…

Суббота. 18 декабря 1982 г.

В четверг мы с генералом проговорили почти до одиннадцати. Не знаю, принял ли он мою точку зрения или не принял, но, в любом случае, я сказал что хотел, а он меня выслушал.