Конфессиональная история России ХХ-ХХI вв.

Становление правового государства и обеспечение прав граждан с неизбежностью ставили перед государством проблему перехода от традиционной имперской политики веротерпимости к реализации в российском законодательстве принципов свободы совести. Представление о государстве и обществе как отдельных, взаимодействующих между собой сферах человеческой жизнедеятельности порождало дискуссии об их соотношении, в том числе об автономии религиозных организаций в сфере управления. Подобная постановка проблемы была актуальной не только для многочисленных этноконфессиональных групп населения империи, не принадлежавших к «господствующему» православному исповеданию, но в первую очередь и для Русской православной церкви. На рубеже XIX–XX вв. в российском обществе выявилось две точки зрения по вопросу о религиозных свободах в России и вероисповедной политики правительства. Представители первой – официальной – отрицали наличие каких-либо стеснений в вопросах веры и необходимость реформирования вероисповедного законодательства. Защищавшие ее правительство и иерархия Русской православной церкви отстаивали традиционную точку зрения на государственно-конфессиональные отношения, стержнем которых была тесная связь государства и православной церкви, особое привилегированное положение последней.

Сторонники же второй точки зрения указывали на наличие существенного неравенства в положении различных вероисповеданий и ограничений прав подданных по вероисповедному признаку; выступали за реформирование российского законодательства о культах в соответствии с требованиями нового времени. Эту позицию разделяли представители либеральной интеллигенции, «терпимых» и «гонимых» религий, социал-демократического движения42.

Первоначально дискуссия об отношениях государства и церкви стала предметом оживленных дискуссий в научной среде. Так, в 1880–1890-е гг. произошла острая полемика по поводу роли государственной власти в церковном законодательстве, которая развернулась между авторитетными специалистами в области церковного права – профессором Московского университета Н.С. Суворовым и профессором Казанской духовной академии И.С. Бердниковым. Н.С. Суворов признавал за государством право издавать законы, определяющие церковную жизнь и деятельность ее членов. И.С. Бердников, напротив, отстаивал невмешательство государственной власти в эти вопросы, трактуемые им как ее внутренние дела. Он указывал, что государство имеет право диктовать условия церкви, только если это касается «внешних отношений Церкви к государству и обществу, именно государственного положения Церкви, монастырей, гражданских прав и имущества клира»43.

Анализируя установленные в российском законодательстве прерогативы императора как обладателя высшей церковной власти, дореволюционные правоведы справедливо отмечали, что эти прерогативы не были каноническими, а были следствием привнесенного в церковь извне понимания задач государства и его правомочий по отношению к церкви. В этом им виделось одно из главных противоречий государственно-церковных отношений в Российской империи44. Л.А. Тихомиров в изданной им в 1903 г. книге указывал на неканоничность института обер-прокуратуры45.

Цезарепапизм как основа отношений государства и Русской православной церкви не признавался законным и значительной частью церковных иерархов, ратовавших за восстановление прежнего соборного начала в церковном управлении46.

Под влиянием революционных событий начала XX в. включенность церкви в систему государственного управления все более воспринималась как тяжелая опека. Лозунгом дня становилось требование «возвращения к каноническим нормам» в церковной жизни. Так, митрополит Санкт-Петербургский Антоний (Вадковский) призывал в феврале 1905 г. предоставить православной церкви больше свободы в управлении ее внутренними делами, где бы она могла руководствоваться, главным образом, церковными канонами и нравственно-религиозными потребностями своих членов и, освобожденная от прямой государственной или политической миссии, могла бы своим возрожденным нравственным авторитетом быть незаменимой опорой православного государства47.

Необходимо отметить, что основной тенденцией в развитии религиозного законодательства в период империи стало расширение веротерпимости. К началу XX в. повышение уровня социально-экономической жизни, развитие буржуазного права, утверждавшего идею религиозной свободы личности, рост правового сознания и политической культуры российского общества стали предпосылками реформирования религиозного законодательства. Все эти факторы входили в противоречие с архаичным действующим законодательством о религиях, базировавшимся на установленной на государственном уровне системе принуждения в делах веры и уголовной охране чистоты «господствующего» исповедания48.