Похоже, что сами властители царства побаивались его и предпочитали держаться от него подальше. Во всяком случае, история не сохранила ни одного сколько-нибудь значимого разговора Конфуция ни с Дин-гуном, ни с Цзи Хуаньцзы — истинным владыкой луских земель.
Правда, в «Беседах и суждениях» записано несколько бесед Конфуция с Цзи Канцзы, сыном и наследником Цзи Хуаньцзы, которому предстояло через несколько лет сменить своего отца в роли «главной опоры» луского трона.
Цзи Канцзы расспрашивал Учителя Куна об искусстве мудрого правления, а тот отвечал, как сам учил других, — вежливо и откровенно, даже если его откровенность могла задеть самолюбие спрашивающего.
И когда тот задал традиционный вопрос, в чем секрет доброго правления, Конфуций ответил:
— Управлять — значит исправлять. Если вы сами явите образец исправления, кто посмеет не быть прямым?
Цзи Канцзы почтительно внимал словам Учителя, не осмеливаясь вступать в спор.
Ему хотелось понять секреты древних мудрецов.
Он очень хотел взять себе в помощники кого-нибудь из учеников Конфуция и остановил свой выбор на Цзы-Лу — самом старшем и авторитетном в окружении Учителя, прославившемся своей кристальной честностью.
— Годится ли для службы ваш ученик Цзы-Лу? — спросил он Конфуция.
— Он человек решительный, справиться со служебными обязанностями ему будет нетрудно, — ответил Конфуций.
Так первый из учеников Конфуция оказался на службе в должности советника могущественнейшего клана Цзи.
Конечно, при желании Конфуций мог запретить своему ученику служить семейству, с которым его связывали не самые приятные воспоминания.
Но его отношения с Цзи Канцзы выдают в нем человека не только незлобивого, но и на редкость здравомыслящего.
Маститый учитель желал воспользоваться наметившейся дружбой с молодым аристократом для того, чтобы иметь влияние на политику царского двора.
Он знал, что другой возможности сделать это у него уже не будет. Не обольщался он и своим, казалось бы, прочным положением, поскольку слишком хорошо знал, каким непостоянством отличалась погода во дворце.
Цзы-Лу, узнав о лестном отзыве, который дал ему Учитель, не мог скрыть ликования.
— Правда ли, что мужество более всего украшает благородного мужа? — спросил он Учителя, сияя от радости.
— Благородного мужа более всего украшает верность долгу, — ответил Конфуций. — Благородный муж, наделенный мужеством, но не ведающий долга, учинит смуту. Низкий человек, наделенный мужеством, но не ведающий долга, пустится в разбой.
— А если вам случится встать во главе всего царского войска, — продолжал ученик со свойственной ему напористостью, — кого бы вы взяли себе в помощники?
— Я бы не взял с собой того, кто мечтает голыми руками победить тигра или броситься в воду и без сожаления утонуть, — усмехнулся Конфуций.
Цзы-Лу смущенно замолчал. Он понял учителя. Что ж, теперь он, по крайней мере, знает, чего ему следует больше всего опасаться в самом себе.
А уверенность в своих силах, что ни говори, качество нужное.
Ему вспомнились слова, когда-то сказанные о нем учителем:
— Если среди нас найдется человек, который, нося на себе ветхий халат в полинявших заплатках, без смущения встанет рядом с вельможей в лисьей иль барсучьей шубе, то им будет, наверное, наш Цзы-Лу.
Цзы-Лу уже давно привык к тому, что Учитель то и дело поправляет его, а порой и посмеивается над его горячностью.
Но они были вместе уже много лет, что давало право ученику видеть в Учителе не только наставника, но и старшего друга.
Ученик чтил его как отца, потому что именно Конфуций вдохнул в него новую жизнь.
Конфуций любил своего ученика и верил в него, но, благословляя Цзы-Лу на службу в царском дворце, он дал ему совет в своем излюбленном ключе:
— Если личное поведение тех, кто стоит на верху, правильно, дела идут, хотя и не отдают приказов. Если же личное поведение тех, кто стоит наверху, неправильно, то хотя приказывают, народ не повинуется…
Цзы-Лу стал единственным учеником Конфуция, который служил советником семейства Цзи.
Более того, как когда-то и его Учитель, он пользовался всеобщим доверием, и одного его слова было достаточно, чтобы уладить любую ссору.
Вскоре еще два ученика Конфуция — Дуаньму Цы и Жань Цю — получили от Цзи Канцзы приглашение на службу.
Конфуций рекомендовал обоих, отметив, что первый «постиг истину», а второй «искусен в делах».
Не без влияния Конфуция в его родном царстве постепенно восстанавливались мир и порядок.
Прекратились мятежи, как-то незаметно утихли распри, вожди «трех семейств» снова признали верховенство Дин-гуна.
А огромный авторитет Конфуция и его недавняя, но уже прочная дружба с будущим предводителем самого могучего клана в царстве предрекали дальнейшее упрочение власти Дин-гуна и даже, возможно, новый расцвет Лу.
Когда правитель любит правду, никто в народе не посмеет быть нечестным