Они принялись прыгать, ходить колесом и, что осбенно не понравилось Конфуцию, метать отточенные ножи и жонглировать тяжелыми булавами.
Он снова поднялся на ступеньки перед царской террасой.
— Простолюдины, — обратился он к Цзин-гуну, — смущающие государя непристойными зрелищами, заслуживают смерти. Прошу дозволить полководцу Правой руки строго наказать смутьянов…
Цзин-гун с трудом сдержался, чтобы не ударить дерзкого ученого, который обвинил его в дурном вкусе, выразившимся в любви к «непристойным зрелищам»!
И не только в дурном вкусе, но и в попытке оскорбить или даже устроить покушение на царственного гостя.
Однако вместо Конфуция, он приказал казнить на месте нескольких шутов, а остальных прогнать с площади.
После того, как его приказание было исполнено, правители, завели разговор о мирном договоре.
И вот тут-то Конфуций сумел воспользоваться смятением Цзин-гуна и, в обмен на обещание военного союза лусцев с Ци, настоял на возвращении его царству части земель, прежде захваченных цискими воеводами.
Цзин-гун был настолько расстроен своими неудачами, что отменил все увеселения и пустился в обратный путь.
— Учитесь у людей Лу! — принялся он выговаривать своим советникам. — Они знают, как оберегать достоинство своего государя. А вы выставили меня дикарем! Теперь, чтобы не лишиться уважения, я должен щедро его одарить!
— Низкий человек искупает свою вину словами, благородный муж искупает свою вину делами, — отвечали советники.
Что ж, когда на карту поставлена честь государя, скупиться нельзя. И Цзин-гун, недолго думая, возвратил лусцам еще несколько городов, которые ранее отобрал.
Так, по крайней мере, гласит предание.
Что же касается Конфуция, то он одержал блестящую дипломатическую победу, сумев всего парой фраз добиться того, что было не под силу всем воинам царства, вместе взятым.
Не пошевелив и пальцем, Дин-гун получил назад исконные земли предков и в придачу обезопасил свои границы.
Надо ли говорить, что после этих событий и без того высокий авторитет Конфуция и доверие к нему государя поднялись на недосягаемую высоту.
Государства погибают тогда, когда перестают отличать дурных от хороших
Когда государство управляется согласно с разумом, постыдны бедность и нужда; когда государство не управляется согласно с разумом, то постыдны богатства и почести
Если сам прям, то все исполнят и без приказания. А если сам не прям, то слушаться не будут, даже если им прикажут
И не случайно древние летописцы писали о нем, что он с тех пор «действовал как первый советник».
Стать официальным первым советником правителя Конфуций не мог, поскольку этим постом владели по наследству вожди клана Цзи.
Но влияние на политику двора он, конечно, оказывал и через два затеял весьма смелое предприятие.
На этот раз Конфуций предложил срыть все крепости, принадлежавшие «трем семействам» и их служилым людям.
Решаясь на столь рискованное дело, Конфуций, как часто с ним бывало, руководствовался одновременно и практическими соображениями, и собственными убеждениями.
Он радел об искоренении очагов усобиц, о безопасности и благоденствии народа и об упрочении власти государя.
Но он заботился еще и о том, чтобы были возрождены и строго соблюдались уложения отцов чжоуского государства.
А согласно этим уложениям в Поднебесном мире ни один правитель не имел права владеть более чем тысячью боевых колесниц и крепостью с таким же количеством бойниц.
— Управлять уделом в тысячу колесниц, — часто напоминал он на дворцовых аудиенциях, — это исключительное право законных наследников первых царей Чжоу…
Разумеется, вельможи в свите Дин-гуна менее всего беспокоились о древних обычаях, особенно если этими обычаями нельзя было оправдать их привилегии.
Но Конфуций завоевал столь прочное положение при дворе, что его планы поначалу не встретили отпора даже со стороны тех, кто мог пострадать от них в наибольшей степени.
Без особого труда Конфуцию удалось убедить Дин-гуна и его приближенных в том, что им выгоднее вовсе отказаться от крепостей, где скапливались оружие и войска, готовые в любой момент повернуть это оружие против своих же господ.
Доводам Конфуция благосклонно внимали и предводители «трех семейств», хорошо знавшие на собственном опыте, как ненадежны гарнизонные начальники.
Осуществляя свои планы, Конфуций всегда мог рассчитывать на поддержку своего ученика Цзы-Лу, служившего клану Цзи.
Храня верность идеалу «воспитания посредством добродетели», Конфуций предпочел добиваться своей цели не силой оружия, а силой разумного слова, и успех часто сопутствовал ему.
Без особого труда он сумел убедить пожертвовать своими крепостями семейство Сунь. Затем настала очередь клана Цзи.