Правда, на сей раз государева дружина натолкнулась на упорное сопротивление того самого Гуншань Фуцзяо, который три года тому назад предлагал свое покровительство Конфуцию и с тех пор хозяйничал в главной крепости семейства Цзи, отказываясь подчиниться своим патронам.
Был момент, когда воины Гуншань Фуцзяо чуть было не взяли в плен самого Конфуция, но, в конце концов, войска мятежника были разбиты, а сам он разделил участь всех беглых политических деятелей Лу — стал почетным беженцем при дворе циского Цзин-гуна.
Свои крепости отстояло только семейство Мэн, владения которого находились в северных пределах царства, вдоль границы с Ци.
Предводители клана Мэн сумели убедить двор, что уничтожение этих укрепленных пунктов откроет циским войскам дорогу вглубь их родного царства.
Хотя Конфуцию не удалось довести свой план уничтожения крепостей до конца, он мог гордиться и тем, чего сумел достигнуть.
Он был доволен своими успехами и, может быть, впервые в жизни не смог по-настоящему скрыть переполнявшей его радости.
Заметив эту перемену в облике Учителя, его всегдашний критик Цзы-Лу сухо заметил:
— Отчего у вас такой довольный вид? Мне доводилось слышать о том, что благородный муж, столкнувшись с опасностью, не пугается, а встретив удачу, не радуется.
— Такое изречение есть, — ответил Конфуций. — Но говорят еще, что радостно, себя прославив, быть ниже других!
Конечно, Конфуций принижал свой заслуги, поскольку он никогда не был ниже других, чтобы не делал.
Но, несомненно, и то, что в тот период своей жизни он был счастлив.
Да и как ему было не радоваться, когда после стольких лет ожиданий и разочарований он почти претворил в жизнь свою заветную мечту.
И без ложной скромности он мог сказать:
— Я оправдал доверие Неба, которое призвало меня возродить древнее благочестие!
И это было, действительно, так, люди навсегда запомнили годы его правления, поскольку повсюду царили мир и спокойствие.
Жители не запирали своих домов, а потерянный кошелек рано или поздно находил своего владельца.
Иностранцы и путешественники без страха за свое имущество и жизнь разъезжали по дорогам царства, постепенно возрождались и целомудренные нравы древних.
Мужчины и женщины ходили по разным сторонам улиц. И ничего страшного в этом никто не видел, так как до недавнего времени женщинам запрещалось бывать в мужском обществе.
Главным же для самого Конфуция было то, что он в полной мере понял, что же такое Срединный Путь. Именно поэтому он «ничего заведомо не одобрял и не отвергал, а в каждом деле брал мерой должное».
И, конечно, он являл собой пример того самого благородного мужа, о котором столько было им сказано в беседах с учениками, минстрами и правителями.
Простые люди и простейшие из людей никогда не начинают и не предпринимают ничего нового: они только подражают и следуют тому, что делают другие; им необходимы примеры и образцы
Большая ненависть к человеку, лишенному человеколюбия, приводит к смутам.
Забота, то есть внимание к другим, — это основа хорошей жизни, основа хорошего общества
Не тот велик, кто никогда не падал, а тот велик — кто падал и вставал!
Ему охотно подчинялись, потому что он требовал от других только то, что они могли.
Но в то же самое время он редко хвалил кого-нибудь, поскольку ценил людей даже не за работу и их личные качества (это самой собой), а за их беззаветное служение Великому Пути.
Он никогда не давал понять, что превосходит всех, ни с кем не заключал сделок и в то же самое время прекрасно ладил со всеми.
— Настоящего человека, — говорил он, — не задевают злобные наветы и не лишают самообладания жалобы, даже если и сам он им сочувствует. Ничто и никогда не должно отвлекать благородного ума от его возвышенной цели. И. конечно, ему нужна сила воли, чтобы постоянно развивать в себе природные способности. И не надо бояться неизбежных в жизни какждого человека поражений, потому что именно они учат и закаляют характре больше, чем любая победа, и являют собой самый надежный путь к успеху. Благородный муж велик не подвигами и званиями, а человечностью…
Как известно, Конфуций делил способности своих учеников на четыре разряда: «добродетельное поведение», «речи и беседы», «ученость» и «управление».
— Конечно, — говорил он, — таланты и способности много значат, но все способности и знания бессмысленны, если не лежат на прочной нравственной основе. Главное в любом человеке — характер бойца, без которого никому не удастся хотя бы приблизиться по тернистой дороге жизни к желанной цели…
Все так. И, перефразируя слова классика, можно было бы сказать: