– Займись этим. Сейчас. Я хочу поговорить с ним завтра утром, будь он в каталажке, в Бретани или на Марсе.
Официально в ночь 23 ноября 2009 года Тьерри Фарабо умер от нарушения мозгового кровообращения. Был вызван врач из «Cavale blanche», чтобы выписать заключение о смерти. На рассвете Хосе Фернандес с коллегой отвезли останки Фарабо в крематорий Бреста, в нежилой зоне Верна. Перед самым аутодафе Плаг изъял фибробласты[108]
из бедра трупа с целью последующей пересадки его костномозговой ткани четверым добровольцам. Затем Человек-гвоздь исчез в дыму.Все это было фальшивкой.
Суть происшедшего таилась в тех четырех часах. Вытрясти все из Плага. Вернуться в Бретань. Допросить Ласея. Добраться до лекаря, который подписал разрешение на кремацию. Отыскать одного за другим всех действующих лиц этого надувательства.
Эрван, сложив руки на груди, что-то бормотал как безумец, похлопывая себя по плечам, чтобы согреться, когда наконец-то появился Рибуаз. Майор шагнул к нему и заорал без предисловий:
– Блин, где тебя носит? Мы тебя два часа дожидаемся!
Судмедэксперт, с портфелем в руке, не ответил. На его бульдожьем лице было написано изумление: он никак не ожидал увидеть здесь Эрвана.
– Не понимаю, – ответил он. – Тебе что, не сообщили насчет матери?
Каждый этап, последовавший за корридой в люксе 418, убеждал ее в этом все больше и больше. Сначала дирекция «Шато Рапа» попросила постояльцев не покидать своих номеров, пока их не вызовут в конференц-зал отеля. Персонал неохотно и туманно говорил об «инциденте» на пятом этаже.
Без нескольких минут семь ее препроводили на первый этаж в атмосфере сдержанного ужаса – она вела себя как все, перемежая робкие вопросы и жалобы (в конце концов, она же постоялица отеля и не понимает, что вокруг за паника). Гаэль сосредоточилась на своей роли, чтобы больше не думать о бойне. Она все еще отходила от наркоза. Вокруг еще плавает зыбкий туман, но ясность ума возвращается, хотя она старается не форсировать события.
Допрос вылился в простую формальность. Не более любопытные, чем таможенники в аэропорту, полицейские задавали ей только элементарные вопросы, даже не поднимая глаз от своих распечаток, которые они добросовестно заполняли. Паспорт. Цель поездки. Чем занималась в течение дня и в отеле.
Помимо внешнего сходства, девица, у которой Гаэль одолжила паспорт, имела и другое достоинство: она была членом многочисленных экологических ассоциаций, одна из которых, поставившая целью защитить животных и растения, находящиеся под угрозой уничтожения в европейских лесах, располагалась как раз в Лозанне. Гаэль заявила, что между двумя сериями покупок (она дала адрес бутиков и точное время посещений) она зашла в штаб-квартиру ассоциации, чтобы представить свой проект защиты ягнятников-бородачей[109]
. «Нужно продолжать борьбу!» Чтобы придать правдоподобия своему вранью, она достала из сумочки брошюру об исчезающих хищниках, которую распечатала накануне. Полицейские переглянулись: еще одна папина дочка, которой нечем заняться, кроме как защищать каких-то неизвестных хищников. Пометка в бумагах. «Спасибо, мадемуазель».Гаэль даже имела наглость выразить пожелание как можно быстрее покинуть отель. Разрешено. Расследование было чистой рутиной. Все указывало на то, что покушение на Трезора Мумбанзу, влиятельное лицо из Катанги, будущего кандидата на пост губернатора провинции, обернулось побоищем. Так в чем подозревать эту взбалмошную дурочку?
Она поспела на скоростной поезд в 20:45. Все прошло как по маслу, и она могла бы считать себя профессиональным киллером, перед которым большое будущее. Но в поезде у нее сдали нервы. И вот она рыдала, как фонтан Петрарки[110]
, пока поезд несся со скоростью более трехсот километров в час сквозь ночь Гельвеции.Что она оплакивала, в сущности? Уж точно не трех мерзавцев, которых уложила в своем неистовом трансе. И не Падре, за которого хотела отомстить по необъяснимой причине. Скорее, она оплакивала саму себя. Ненависть, которую она испытывала к отцу, до сих пор позволяла ей держаться. Едва Старик умер, она тут же прокляла тех, кто его убил.
Она прижалась к стеклу. С надвинутой по самые брови шапочкой и шарфом, закрывающим всю нижнюю часть лица, она могла заливаться слезами сколько угодно. Но внезапно осознала, что привлекает внимание всего вагона – немногочисленные пассажиры бросали на нее короткие смущенные взгляды или проходили рядом с сочувственным видом.
Надо размять ноги. Кофе в вагоне-ресторане или умыться холодной водой в туалете. Она встала и, чтобы придать себе естественный вид, взяла мобильник. В тамбуре, расположенном в самом конце вагона, она решила его включить. То, что она обнаружила, заставило ее немедленно выйти из ступора: двенадцать звонков, из которых три от Лоика, меньше чем за четверть часа.