Самому Морвану следовало опасаться за свои рудники – но он боялся прежде всего за сына. Через несколько часов Эрван окажется в самом центре этого бардака. Ранним утром раздался глухой гул. Возможно, начало гулянки – если только это не гроза: слишком далеко, чтобы судить с уверенностью. Но ни Эрван, ни Сальво не подходили к телефону. Оставалось только молиться…
Если все покатится в тартарары, у Грегуара не останется другого выхода, кроме как отправиться на поиски сына, чего бы это ни стоило. Он уже связался с Чепиком, русским пилотом, чтобы тот зафрахтовал двухмоторный самолет. Проблемой будет приземление. Остатки полосы сохранились к западу от Лонтано, но в том районе было слишком опасно. Придется довольствоваться аэродромом в Конголо или в худшем случае в Калеми, недалеко от озера Танганьика.
С самого рассвета он перебирал все возможности, сидя под навесом, который служил ему генеральным штабом. Он пытался приготовить себе еще один кофе, когда раздался раскат грома. Нет, слишком резкий для грома. Миномет? Слишком близко. Суза, со своей физиономией, плоской как блин, возник на пороге палатки:
– Упало, босс, там упало!
Морван схватил тонкий шарф, плащ и выскочил наружу. Холм напоминал муравейник, на который кто-то наступил ногой: все копатели повыскакивали из колодцев и прытко сыпались с алого откоса. Слева, на середине склона, дыра плевалась жидкой грязью и хромающими шахтерами.
С поспешающим за ним Сузой Морван бросился на приступ скалы:
– Сколько их там?
– Не знаю, шеф. Нужно найти старшего, но…
Их остановил новый раскат. Морван телом ощутил дрожь обвала. У него едва хватило времени увернуться, чтобы его не снесло новой осыпью. Через несколько секунд подъем продолжился. Он карабкался согнувшись, на четвереньках. Тысячи пальчиковых батареек скользили из-под ног. Беглецы в разодранной обвалом одежде мчались над ним, по его спине, в противоположном направлении.
Наконец площадка с колодцами. Какие-то призраки еще вылезали оттуда, как сгустки грязи среди обломков. Резким движением Морван остановил одного Адама из глины: человеческими у того оставались только глаза.
– Парней завалило? – спросил он на суахили.
Вместо ответа тот скривился в гримасе – удрученной, почти презрительной.
– На какой глубине завал?
Тот сплюнул струей земли.
– Недалеко, но все засыпало, ты и на триста метров не пройдешь.
Морван подошел к краю: окровавленная глотка.
– Дай сюда твою лампу, – приказал он Сузе, сбрасывая плащ.
– Мне… мне пойти с тобой?
Чернокожий дрожал в ярко-красной мгле. Не отвечая, Морван закрепил фонарь на голове, потом повязал свой шарф на манер тюрбана.
– Карта штолен есть?
– Карта?
– Ладно, забудь.
Он подобрал в грязи молот, лом и застыл у края дыры.
Он спустился в выемку. Все было красным. Почва. Стены. Люди. Первые признаки дурноты. Страх. Тошнота. Одышка. Он закрыл глаза и полез в туннель. Когда он снова глянул вокруг, дневного света уже не было. Только лучи фонарей рассекали тьму. Выжившие еще поднимались, грубо его отпихивая.
Морван зажег налобную лампу и двинулся вперед, как полузащитник, сосредоточившись на препятствиях – людях, – чтобы не думать о том, что он делает: удаляется от света, воздуха, жизни. С каждым шагом он чуть сильнее ощущал, как масса горы давит ему на хребет. Он пытался наладить ритмичное дыхание через шарф; глаза словно наждаком натерли.
Чтобы не задохнуться от страха, он мысленно раздвоился, разглядывая картину
Он спустился глубже. Крепи здесь не было. Иногда несколько ступенек, потом снова скат. Чем дальше, тем ниже нависал потолок, тем теснее сдвигались стены.
От жары кружилась голова. Полуденное пекло, сконцентрированное в ночном коридоре.
Он кашлял, отхаркиваясь под тканью шарфа, продвигаясь на ощупь в неверных лучах фонаря. Его окружали приглушенные крики и стоны. Задыхающийся призрачный поезд, влекущий израненные тела, изуродованные лица, отрезанные члены… Он и не думал, что штольни такие глубокие, – всего несколько недель эксплуатации, и копатели уже выпотрошили скалу на сотни метров, выписывая петли, выскребывая каждую извилину, каждую крошку колтана.