Конго Реквием

Перед ним было несколько проходов. В поле зрения никого. Рудник ветвился, как осьминог, проникая своими щупальцами в скалу. Он выбрал самый широкий лаз, споткнулся, удержался. Несмотря на шарф, запах перебродившего газа отравлял его при каждом вдохе. Жара подскочила еще на несколько градусов. По телу стекали капли пота и грязи. Он шел к раскаленному сердцу земли, к пасти ада, к…

– Есть тут кто?

Его голова ударялась о свод, плечи терлись о стены. Лампа выписывала дрожащий ореол, который, казалось, уходил в никуда.

Из праха ты вышел и в прах обратишься.

Снова он подумал о ферме своего детства, своей тюрьме, своем кошмаре.

Обрей мне череп… и мохнатку тоже!

Что он искал на самом деле? Раненых? Выживших? Трупы? Или шанс покончить со всем разом? Он, гигант, который едва пролезал в штольни, наполовину безумный клаустрофоб, белый, завороженный этими внутренностями мира…

Груда щебня перекрыла дорогу. Дальше прохода не было.

– Есть здесь кто?

Не раздумывая, он вогнал лом между двух глыб и отвалил их.

– Есть здесь кто? – повторил он, осыпанный дождем пыли.

Стон. Он пролез в образовавшуюся брешь и провалился в новую яму. Он больше ничего не видел и не дышал, зато снова обрел собственное тело – он здесь, чтобы сражаться. Ноги погрузились в топкую почву. Рефлекторно он пригнул голову, а с ней и налобный фонарь. Тела. Разбитая голова, раздавленная грудь. Несколько секунд, чтобы сообразить, что это его нога в грудной клетке. Он заорал, прежде чем ее выдернуть.

Продвинуться еще. Не смотреть на лица, глаза, рты.

Новый завал, на этот раз плотный, как бетонная стена.

– Ты где? – прокричал он на суахили.

Все тот же жалобный звук, по другую сторону наваленных глыб. Ни малейшего шанса расчистить проход. И все же, опустившись на колени, Морван искал щель. Гора на него больше на давила. И он больше не задыхался. Им владела одна мысль: не для того он забрался так далеко, чтобы дать тому бедолаге сдохнуть в двух шагах от него.

Трещина. Лом. Молот. Ему удалось проделать отверстие, достаточное, чтобы протолкнуть свое объемистое тело. Он протиснулся, надеясь, что другие камни не стронутся с места. Strong and hard punishment в чистом виде. Когда он оказался по ту сторону преграды, туннель позволил ему только ползти. Единственным светом, пробивающимся в его сознание, был луч фонарика. Без него он счел бы себя мертвым или заживо похороненным. Он пополз, работая локтями, волоча тело по пустой породе и продвигаясь сантиметр за сантиметром.

Сосредоточился на хрипах, которые становились все ближе по мере того, как возвращались воспоминания. Он катался по отбросам, стараясь избежать ударов. Он бился о стены и о заколоченные окна в надежде, что его собственный череп сможет проломить дерево.

Он пытался убежать, любым способом, а пьяный голос все звал его: KLEINER BASTARD!

Он рычал, рыдал, вопил.

Раненый был там, словно впрессованный в скалу. Мальчишка, весь в пыли, с ногой, придавленной камнем. Лет двенадцати, не больше. В очередной раз его приказа ослушались. Он собирался приподнять обломок, но в памяти всплыла другая опасность – краш-синдром. В сдавленном органе перекрыта циркуляция крови, и довольно быстро он начинает выделять смертельные токсины. Высвобождая этот орган, вы одновременно высвобождаете и произведенный им яд, который мгновенно поражает кровь и мускулы, блокируя почки и, конечно, многое другое. Можно больше не беспокоиться о жертве: вы ее только что убили.

Его познания в оказании скорой помощи устарели на десятилетия, но перед тем, как поднять гнет, он снял с себя ремень и перетянул им бедро паренька. Решение принято: этого он спасет, но только этого. Он затянул жгут, как закручивают до упора болты на колесе. Копатель потерял сознание. Уже слишком поздно?

Он высвободил мальчика – нога была безнадежна, – потом потащил, точно следуя прежнему маршруту. Он не сумел бы сказать ни сколько времени заняло его возвращение, ни жив ли еще его груз. У него не осталось ни мыслей, ни ощущений. Только собственное саднящее дыхание, которое он берег и защищал, как пламя свечи. Наконец ему удалось подняться на ноги и взвалить парнишку на спину.

Чуть дальше он снова упал на колени, сначала на одно, потом на другое, и каждая секунда казалась последней. Он даже не заметил, когда потерялась лампа. Он был всего лишь механизмом, слепым порывом к дневному свету.

Снаружи дождь уже прекратился. Африканское солнце встретило его безудержным сиянием. Он передал раненого волонтерам, которые занимались оказанием помощи, и рухнул. Лежа лицом в грязи, он сказал себе, что кое-кто у него получит: приказ есть приказ – никаких детей под землей. Потом он расхохотался: что бы он ни сделал, последнее слово останется за чернокожими.