Кони

Когда волна пустого словоблудия захлестывала зал Мариинского дворца, Кони обменивался шутливыми, иногда стихотворными записочками с Петром Петровичем Семеновым-Тяншанским, с Максимом Максимовичем Ковалевским…

Твердят издавна англичане,
Что время — деньги для людей.
А! Верно, много их в кармане
У членов «говорильни» сей.

Даже Победоносцев сказал однажды, имея в виду Государственный совет: «…да, ведь это учреждение, которое надо бы на замок запереть и ключ бросить в Неву. Мне опротивело слушать всю их болтовню».

Наблюдая за тем, с каким достоинством, с какой важностью несут на себе его коллеги по Государственному совету свои мундиры, как, словно бы невзначай, ревниво подсчитывают количество орденов на груди у соседа, Анатолий Федорович с ядовитым сарказмом писал:

Владимир, Апна, Станислав
Вот весь итог гражданских прав
Свободных граждан сей страны
Вот что волнует их умы!

Владимир, Станислав и Анна

Спадите к нам, как с неба манна
Как пища вы безмерно хороши
Для правды алчущей души…

Не «Красный крест», не крест нетленный

Наш символ будет неизменный
Но крестик маленький в петлице
Чтоб удивлять… всех дворников в столице.

Мохнатый контрреволюционер министр юстиции Иван Григорьевич Щегловитов был главным оппонентом Кони, по какому бы вопросу тот ни выступал. И вел за собой большинство членов Государственного совета, «этого кладезя трусости, лакейства перед тем, «что скажут».

Особую горечь испытывал Анатолий Федорович от того, что Щегловитов когда-то был его учеником в Училище правоведения!

2

Разочарование в своих «сослужебниках», слабая надежда на их поддержку хоть и огорчали Кони, но не погасили его активности. 5 декабря 1907 года он выступил с яркой речью о необходимости решительной борьбы с пьянством.

Его друг, академик Шахматов, написал Кони 12 декабря: «С большим удовлетворением прочел Вашу речь в Государственном] С[овете]. Радостно отзывается она в сердцах русских людей, соединивших с Вашим именем определенные идеалы».

Сам Шахматов был избран в Государственный совет от Академической курии в 1906 году и в том же году вышел из него вместе с профессором Вернадским, Лаппо-Данилевским, Багалеем, академиками Шишковым и Перемшиным в знак протеста против роспуска I Государственной думы…

Обсуждение проблемы попечительства о народной трезвости растянулось в Госсовете на несколько лет. Анатолий Федорович не теряет времени даром и собирает социологические материалы, свидетельствующие о том, какой вред наносит пьянство народу. И снова бросается в бой — выступает в заседаниях 11 марта и 19 ноября 1909 года.

«Борьба с пьянством, — говорит он, — должна состоять в борьбе с этого рода порочною привычкою, а не с потреблением вина вообще. Это должно быть предметом и задачею особых обществ трезвости, проповедующих полное воздержание от потребления крепких напитков».

Кони едко ополчается на министра финансов, заявившего, что алкоголь составляет предмет одной из первых необходимостей для населения.

— Борьба с пьянством, — говорил Кони, — должна быть направлена на порочную привычку постоянной нетрезвости, благодаря которой образуется особый контингент пьяниц — не только бесполезное, но и вредное наслоение среди населения.

За последние восемь лет потребление водки в Петербурге на душу населения уменьшилось с 2,85 ведра до 2,35 ведра на человека. Но Кони призывает не успокаиваться на этом: «Во Франции, — говорит он, — где потребление абсента составляет такое общественное бедствие, что за последние 7 лет число сумасшедших, страдающих алкогольным помешательством, увеличилось на 57 %, — душевое потребление составляет всего 0,82 ведра на человека».

Он приводит и другие впечатляющие цифры — 42 процента всех преступлений совершено в нетрезвом виде, 93 процента воинских преступлений — результат выпивки. В 1902 году в столице было помещено для вытрезвления в полицейские участки 53 тысячи жителей, то есть 1 на 23 жителя. В Москве исследование, предпринятое по городским больницам, показало, что на 1812 алкоголиков приходится 1680 родителей — привычных пьяниц.

Судебная практика, личные наблюдения привели Кони к горькому выводу о том, что пьянство, только более скрытое, но от этого не менее разрушительное, укоренилось и в среде интеллигенции, «…приходится признать, — писал он в очерке о своем друге артисте и писателе Горбунове, — что, поднимаясь от низших слоев населения вверх, в круг большего развития и образования, пьянство постепенно, за исключением случаев проявления болезни, переходит из области слабости и несчастия в область чувственных излишеств и порока».