Всех, кто пришел на прием, задержали до выяснения обстоятельств покушения. Кто-то из сотрудников принес из внутренних покоев подушку. Федора Федоровича уложили на диван. Курнеев помчался за доктором.
Трепов держался хорошо, только поглядывал на задержанную, которую уже допрашивали следователь Кабат и начальник сыскной полиции Путилин.
Пройдет время, прежде чем следователям удастся выяснить настоящее имя стрелявшей женщины — Вера Засулич. Она была дочерью капитана Ивана Засулича, а пе отставного подпоручика Козлова, как сказалась Курнееву.
В тот час, когда Засулич, кутаясь в тальму, ожидала приема, совсем недалеко от дома градоначальника, на Сенатской площади, в здании правительствующего сената, ждала встречи с товарищем обер-прокурора Владиславом Антоновичем Желеховским другая женщина. Тоже вооруженная револьвером. Желеховский — «воплощенная желчь» — был обвинителем на политическом процессе «193-х», и пули предназначались ему за придирчивость и бездушие. Бездушие и спасло его — не посчитав нужным разговаривать с просительницей, Желеховский отказал ей в приеме.
Женщина эта, Мария Коленкина-Богородская, была подругой Веры Засулич. Они вместе готовились к покушению. По жребию Засулич достался Трепов. Но об этом стало известно много лет спустя.
…В тот день Кони вступил в должность председателя окружного суда. С утра он принимал чиновников канцелярии, судебных приставов и нотариусов. Наследство от Лопухина, назначенного теперь прокурором, досталось ему тяжелое. Внутренний распорядок в суде соблюдался кое-как, дисциплина отсутствовала. С преодоления всеобщей распущенности и решил начать новый председатель. О чем без обиняков и заявил собравшимся. И почувствовал в напряженной тишине, повисшей в зале, затаенное неудовольствие. Но ни у самого тридцатичетырехлетнего председателя суда, ни у чиновников, которым теперь предстояло служить под его начальством, не было сомнений в конечном итоге. У председателя — потому, что он был уверен в своих силах, имел немалый опыт, у чиновников — потому, что они много слышали о его требовательности и принципиальности. А кое-кому уже пришлось почувствовать твердую руку вице-директора департамента министерства.
Кони с радостью расставался с прежней должностью. «Открывался широкий горизонт благородного судейского труда, который в связи с кафедрой в Училище правоведения мог наполнить всю жизнь, давая наконец ввиду совершенной определенности положения несменяемого судьи возможность впервые подумать и о личном счастии…»
Отпустив чиновников, Кони пригласил к себе в кабинет членов суда. Во время завязавшегося непринужденного разговора кто-то из присутствующих сказал о том, что сегодня утром в градоначальника стреляла просительница, молодая девушка. Рана у Трепова смертельная, исход предопределен… Мог ли подозревать Кони, что в радостный день вступления в должность судьба сделает еще один ход — ход, который приведет к тому, что должность эту придется оставить.
С Литейной, где находился суд, Кони поехал на Адмиралтейский проспект, навестить Федора Федоровича. В приемной толпились чиновники, военные. Врачи только что пытались достать пулю, но попытка закончилась неудачно. Однако генерал-адъютант оказался крепким стариком — несмотря на большую слабость от потери крови, он держался хорошо, и слухи о «смертельной» ране оказались преждевременными. Он так и доживал свой век с неизвлеченной пулей, и Салтыков-Щедрин, живший впоследствии на одной лестнице с Треповым, говорил, что боится, как бы генерал-адъютант в него этой пулей не выстрелил.
Тут же, в приемной, все еще находилась и задержанная. Уже при первом допросе она заявила, что решилась отомстить за незнакомого ей заключенного Боголюбова, которого Трепов приказал высечь.
— Это не наказание, — твердила она, — а надругательство над человеческой личностью. Такое нельзя прощать…
Посетители рассматривали девушку с любопытством. И трудно было понять — приходили они, чтобы выразить соболезнование Трепову или поглядеть на покушавшуюся… Никто не сочувствовал градоначальнику, и даже полицейские, которых он держал в строгости, злорадствовали против «Федьки». Не прошло и нескольких дней, как по городу стали распространяться в списках стихи:
В приемной градоначальника Анатолий Федорович встретил министра юстиции. И был поражен, когда Пален заявил:
— Да! Анатолий Федорович проведет нам это дело прекрасно!