Конъюнктуры Земли и времени. Геополитические и хронополитические интеллектуальные расследования

Это тема «целостности» общества, ее утраты, обретения и оформления, ее возможности или невозможности. Она звучит и в постоянном официозном противопоставлении многонационального народа-гражданства Северной Осетии отколовшемуся и восставшему ингушскому меньшинству; и в утверждении Блиева, будто бы «благодаря ингушской агрессии созданы предпосылки для интеграции и сплочения осетинского общества на основе здоровой духовности» [СО, 1993, 13 апреля]; и в заявлении Галазова о возможности принятия назад тех ингушей, которые были бы готовы признать себя «гражданами Северной Осетии», перекликающемся с утверждением Блиева о податливости ингушей для осетинской ассимиляции; и у Цуциева в оппозиции ингушской «органики» переходу осетин в состояние «толпы одиноких». Наконец, тот же Блиев переводит эту тему в сугубо издевательский регистр, повествуя, как на гребне «освободительной войны» в лоно национального консенсуса возвращаются верхи, «еще недавно с молотка продававшие ингушам все, что покупалось», и осетинская буржуазия, «чувствовавшая себя неуютно в упряжке со слишком быстро набиравшей силы ингушской мафией» [СО, 1993, 14 апреля].

Если «чеченский проект» с идеей независимой от России северокавказской «империи», с походами в Абхазию, Нагорный Карабах и Дагестан стал под конец XX века провальным опытом государственного строительства, опирающегося на переразвитую, пошедшую метастазами и, наконец, изгладывающую самое себя функцию целеполагания, – то «осетинский проект» в его исполнении галазовским руководством выглядел своего рода присвоением и эксплуатацией энергии целеполагания людьми интегративно-управленческой функции. Опираясь на исключительную значимость мотива «целостности» в духовной проблематике осетинского общества, разделенного во многих отношениях, в том числе и геополитическом, эти люди пытались своими методами реализовать большие цели: утвердить на севере сообщество-гражданство и обеспечить его безопасность, а на юге достичь меридиональной интеграции осетин, «государственности Главного Кавказского хребта». Судьба этого проекта в 1990-х подтверждает, что ни одна парсонсовская функция не может полноценно репрезентировать другую и что поддержание легитимной целостности лишь в исключительно редких и счастливых случаях может стать формой успешного преследования больших целей. Галазову такого счастья не выпало.

Началом крушения проекта формально стало упразднение основных вооруженных сил Северной Осетии – ее народного ополчения, замаскированного в 1993 году Галазовым и Хетагуровым под Управление охраны объектов народного хозяйства. На Нальчикской встрече в декабре того года Ельцин и «легитимисты» Северного Кавказа (последние в том явно имели свой интерес, тревожась нежелательным возвышением Северной Осетии в качестве местного силового центра) склонили Галазова подписать общее обязательство о роспуске осетинами и ингушами незаконных вооруженных формирований. Позднее он мог сколько угодно уверять, что воинство Б. Дзуцева этим требованием не охватывалось как узаконенная структура осетинского государства. На президентских выборах 1994 года и Галазов, и Хетагуров – главные кандидаты – клялись не допустить роспуска УООНХ [СО, 1994, 14 января]. Но тут присланная Генпрокуратурой следственная группа для выяснения причин ноябрьской войны объявляет важнейшей мотивацией кризиса «неправомерные действия органов государственной власти республики Северная Осетия по созданию вооруженных формирований», поставив их в перечне обвинений раньше «незаконных действий органов местного самоуправления Ингушской республики, связанных с организацией отрядов самообороны» [СО, 1994, 31 марта]. Как если бы осетинские «неправомерно созданные вооруженные формирования» предшествовали ингушским «отрядам самообороны», обусловив организацию последних. К тому же, по ингушскую сторону вина возлагалась на низовые «органы местного самоуправления», по осетинскую – прямо на «органы государственной власти». В конце мая Галазов распускает республиканские вооруженные силы, частично слитые с МВД, частично, по словам Б. Дзуцева, выпавшие в бандформирования [Любицкий 1995: 18]. Еще раньше, осенью 1993 года, «переворот» в Цхинвале распылил воинство, созданное Тезиевым и показавшее себя под Владикавказом. К лету 1994 года положение Осетии как регионального центра силы было подорвано.